- Сам выйдешь из квартиры или тебе помочь?
Стас, внимательно посмотрел Алине прямо в глаза, совершенно неожиданно прочитав четверостишие Сергея Есенина:
{- Я средь женщин тебя не первую,
Немало вас.
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.}
Ухмыльнулся недобро и вышел из квартиры, с такой силой захлопнув за собой входную дверь, что небольшая рамка с фотографией, висевшая на стене у входа, упала и разбилась.
Алина вздрогнула.
- С тобой все в порядке?
- Да. Нормально.
Девушка опустилась на корточки и принялась собирать осколки. Матвей долго наблюдал за ней со стороны и успел заметить, как сильно дрожат ее руки, а когда ее плечи содрогнулись, Крамер дала волю слезам.
- Эй, эй, эй, - Долматов бросился к ней и помог подняться. - Да оставь ты это.
Выбил из рук стеклянные осколки и провел на кухню, усадив на стул. Налил воды.
- Выпей, - не попросил, а приказал он.
Девушка послушно сделала несколько глотков холодной, будто обжигающей внутренности, воды. Внутри нее бушевал пожар такой силы, что, казалось, ничем его не потушить.
- Не буду спрашивать, кто это был. Обещаю, обо всем, что здесь было, никто не узнает. Ты мне одно скажи, тебе помощь нужна?
Алина отрицательно замотала головой.
- Ты уверена?
- Да. Все в порядке.
- Помнишь, - Матвей опустился перед ней на корточки, - мы смотрели фильм «Американская история ужасов»?
Крамер кивнула.
- Там главный герой сказал: «Я теперь один из вас», а героиня ему ответила: «Милый, ты бумажный самолётик, а я - «Боинг 747». Не думай, что ты такой же, как я, только потому, что умеешь летать!». Помнишь ведь?
Алина улыбнулась.
- Так вот, Алина Игоревна, запомни, ты - это тот самый «Боинг 747», а эта мразь, - кивнув в сторону выхода из квартиры и говоря о Стасе, - не достойна твоих слез!
Долматов обнял девушку, да так сильно, что сам от себя не ожидал проявления таких чувств! Он сжимал Алину в объятиях, ощущая ее тепло. Чувствовал, как ее тело содрогается от легкой дрожи и, неожиданно осознал, как она ему дорога. Они работали вместе уже год. За это время Крамер столько раз прикрывала и спасала его, не сосчитать, а он, принимал все как должное. Мол, ну работает на меня девчонка, это ее обязанность, она должна быть рядом. За все это время Алина ни разу ни на что и ни на кого не пожаловалась. Гордо и спокойно сносила любые рабочие моменты и даже его личные загоны, а Долматову в голову не приходило поинтересоваться, как она живет и что может происходить в ее личной жизни. Нужна ли ей какая-то помощь или поддержка, а сегодня, вдруг, спросил и ощутил ответственность за нее. Ни как за своего сотрудника, а как за девушку.
- Выпьем кофе? - спросил он, заглянув ей в глаза и, словно старший брат, чмокнул в носик.
- Ага. - Алина расплылась в довольной улыбке. - Нас пирожные ждут.
Долматов только коротко кивнул.
Вместе позавтракав, они вышли из дома и поехали на студию. На этот раз за рулем был Матвей. У студии звукозаписи столпилась небольшая, по обычным меркам, толпа фанаток, прознавшая об его визите. Девушки облепили его со всех сторон и наперебой просили сфотографироваться с ними и расписаться на плакатах. Матвей всем желающим написал на своих фотографиях «С любовью» и нарисовал сердечко. При всей своей огромной любви к работе, он на дух не переносил, когда ему преграждали путь или задерживали, но положение обязывало. Когда Матвей с Алиной, наконец, оказались в студии, он с облегчением вздохнул, поприветствовал свою команду и направился в тон-студию, изолированную от всех внешних шумов. На стенах «ловушки» из березы, сделанные на заказ, позволяющие записывать «чистый», как он любил говорить, звук. Алина осталась в студии, заняла место на одном из кожаных диванов.
Сегодня Матвей записывал одну из новых, написанных им композиций, а Алина гордилась парнем, наблюдая за ним со стороны. Почему-то именно сегодня она захотела взять его трудолюбие и умение держать себя в руках, если дело касается работы, за основу. Основу того, как важно уметь держаться своего пути, чтобы вся энергия направлялась на истинные цели и желания. Только так будут выигрывать все вокруг! Ориентиры должны зажигать нас самих и дарить много сил, любви и счастья. В своей работе Долматов видел этот ориентир, и Крамер была уверена, именно это помогало ему сейчас не сойти с ума после расставания с Софией. Удивительно, как общее горе (для тех, кто по-настоящему любил, верил и строил планы – это действительно горе) может сблизить, казалось бы, совершенно разных людей и помочь им понять друг друга.
Сегодня Матвей пел о любви и наполнялся от хорошего процесса, а не боли. Музыка могла убить напоминаниями о прошлом, а могла исцелить. Творчество позволяло делать процесс любви и работы эстетически прекрасным настолько, насколько получится. Позволяло ценить то, что есть! Не давать мозгу обесценивать то, что уже наработано и то, к чему уже пришел (тем более со стороны других людей). Мы живем ни в простое время, оно всех нас меняет. Главное - оставаться человеком. Порой важно пересмотреть фокус и на несколько дней слезть с долгосрочных ориентиров. Если долго жить только лишь мыслями о длительной дистанции и фокусироваться на них, мы можем начать замечать как рушится «здесь и сейчас», а здесь и сейчас - это и есть жизнь. Упуская то, какие действия нужно делать здесь и сейчас, мы порой настолько начинаем жить ориентиром, что он без ежедневных действий превращается в иллюзию. Иллюзия есть причина переживаний, завышенных ожиданий и боли (что не получили все и сразу). В этот момент мы живем в оторванности от реальности, а этого нельзя себе позволить, потому что это не позволит прочно стоять на своих ногах.
В дверь студийного кабинета постучали.
- Стучите нежнее и двери откроются! – с улыбкой на лице, довольный результатом записи песни, отозвался звукорежиссер.
Дверь открылась. На пороге появился Владимир. Алина с удивлением посмотрела на него, как и вся компания. Они, конечно, были наслышаны, что Корсаков уволен. Матвей, увидев своего бывшего директора через разделяющее стекло студии, отложил наушники и зашел в кабинет. Повисла тишина.
- Ты что здесь делаешь?
- Как что? – с улыбкой и удивлением, будто ничего не произошло, спросил Влад. – Приехал на работу.
- Какую работу? Помнится, я тебя уволил.
- Перестань, Матвей, - отмахнувшись от него, как от назойливой мухи, произнес Корсаков. – Пошумели и хватит, да? Все, давайте работать.
Поразительная наглость!
Никто из присутствующих ни сдвинулся с места.
- Владимир, может быть, ты не понял с первого раза, поэтому повторю по слогам. Ты у-во-лен.
Корсаков медленно развернулся и посмотрел в глаза Долматова.
