Нет, не буду спорить снова:
Что сначала было? Слово!
Божья мудрость в нем и вздор.
Властному дадим простор.
Камни – чудные дольмены —
Нашептали рун напевы.
Руны сразу оживали.
Белкой резвою скакали
По ветвям веков.
Тут куница появилась
И за рыжей припустилась.
Белка превратилась в птицу,
Обманув зверька-куницу.
Птица золотом сияла,
В синеву небес взлетала.
Ветер-вихрь трепал ей перья,
В пики, превращались перья,
В жалоострые ножи.
В полночь небо задрожало,
Острые клинки бросало.
Сыпались на землю пики.
Слышались народа крики:
– Где герои Калевалы?
Где вы, молодцы удалы!?
Колыхнулся свет лучины —
То не ветер, то мужчины!
Карьялы герои доброй,
Поступью шагая твердой,
Двое вышли на простор:
Вяйнямёйнен – старец властный
Илмарен – кузнец рукастый
Пики в стороны швыряли.
В щепки пики превращали!
Не обижены судьбою,
Доброй памятью людскою.
Нет лишь средь героев властных,
Путешественников страстных,
Лемминкяйни-молодца.
Путь не близок, длинен сказ
Вот о ком пойдет рассказ.
Лодка издали пришла
Верный путь она нашла.
Дали за кормой оставив,
Нос в причал родной наставив,
Из удачного похода
Лемминкяйни удалого
В дом родимый привела.
Дом на острове стоит,
Взгляд пришельца ворожит.
Ведь на острове подростком
Пас овец он в травах росных.
Здесь отца он проводил
И слезами оросил
Скорбную его могилу.
Здесь вбирал отцову силу.
Лодку сделал, сам сшивал.
Сам кокору ей сыскал.
Ветер кудри расправляет,
Ветхий друг-причал встречает,
Наземь помогает встать.
Не встречает только мать.
Зоркая, не увидала,
Чуткая, не услыхала,
Не торопится, родная,
Сына милого принять.
– Кто живой, – сын крикнул смело.
Эхо гулко полетело.
Так, что чайки всполошились,
Шумно над водою взвились.
Что случилось? Не видать!
Уж не захворала ль мать?
Дверь избы тут заскрипела,
На полу сын видит тело:
Без дыханья мать лежит.
Рядом с нею смерть сидит.
Калма – грязная старуха —
К материнской груди ухо
Зло ликуя, приставляет
И руками мать хватает.
Наставляет страшный клык.
Не сдержать сыновний крик.
Сын от смерти отшатнулся.
К лодке юркой повернулся,
Воздух стал хватать руками.
Помертвелыми губами
Слова вымолвить не может.
Ищет: кто ему поможет!
Шепот слышит: «Что за стать?
Смерти спину подставлять!
Оглянулся: кто роптал?
Пусто – это стыд пристал.
Наш герой собрался с духом,
Повернулся вновь к старухе:
– Погоди, не трогай мать!
Дай мне дело рассказать.
В Туонелы подземелья
Заберешь без промедленья
Мать родимую мою.
Только песню пропою
Ей перед дорогой дальней.
Поклонюсь я ей печально.
Прояви хоть каплю-жалость
Ты оставь ей жизни малость.
Дай ей в пояс поклониться,
Дай с родимою проститься!
Вмиг оставив мать-старуху,
К рыбаку свиное ухо
Смерть готовно навострила,
Мелким шагом припустилась,
У печи остановилась,
Ядовито навострилась,
Прищурилась, унялся блеск,
И раздался голос-треск:
– Что ж, рыбак, пропой ей песню.
Только не проймешь ты лестью!
Дай в глаза твои взгляну.
Ты не вздумай обмануть!
В Туонеллу я спущусь,
А назавтра возвращусь.
Руки, словно две уздечки.
Сгорбилась, исчезла в печке.
Мать вздохнула и присела
Объяснил ей сын, в чем дело.
Горько охнула – ведь белой
– Была черной, стала белой
Вся сыновья голова.
Словно жемчуг кудри эти,
Нет родимее на свете,
Гладили их руки мамы,
И шептали губы вялы:
– Дождалась тебя и скоро
От родимого порога
Я отправлюсь в иной свет,
И назад дороги нет.
Не привез благой ты вести.
Снова ходишь без невесты.
Не дождаться мне внучонка.
А хотелось спеть мальчонке:
Баю-баюшки-баю.
Маленькая птичка Пчелка,
Песню распевала звонко
Голос старой услыхала:
– Не беда ли там пристала?
Ну-ка, залечу узнать,
С кем прощается здесь мать.
– Божья пчелка, меда птица! —
Мать от радости светится,
– Не была ты мною звана.
Будешь гостьей мне желанной!
Птичка Пчелка зажужжала,
Лемминкяйни слушать стала.
Рассказал рыбак ей чинно,
Как вернулся в дом с повинной.
Калму встретил за порогом,
А хотел – мать с пирогом.
– Калма, скверная девица,
Никого не побоится!
На прощанье, уходя,
Дала ночь, еще пол дня. —
Мудрый человечек Пчелка
Крыльями махала звонко.
– Знаю, кто вам даст совет.
Лучше Випунена нет.
Смерть напрасно с ним тягалась,
Одолеть его пыталась.
В Туонеле заточила,
И все выходы закрыла
На замки пудовые,
На ключи тяжелые.
Чтоб забыл он заклинанья,
Все святые назиданья,
Чтоб не выскочил кудлатый
Антеро бородатый,
Чтоб забыл он заговоры,
Речь родную, разговоры
Чтобы вспомнить там не смог,
Да в неволе занемог.
Долго Випунен сидел.
Подряхлел и поседел.
Калма похвалялась другу,
Хийси злобный был ей другом.
– Навсегда забыл заклятья,
Этот старый заклинатель.
Верь мне, не вернется уж
Ненавистный этот муж.
Не открыть ему замков. —
Антеро же бы таков!
Выкарабкался бородатый
Смерти черной враг заклятый,
Из подземной стороны.
Там живые не нужны. —
Словно гром внезапный в гневе,
Словно колесница в небе
Так стремительно несется,
Что земля под ним трясется.
Сказочник идет, не тать,
Рыбаку совет подать.
Антеро всем нам знакомый
Божьей пчелкою ведомый,
Двухверстовыми шагами
Топчет землю великан.
Подошел, встал истукан.
Голову склоняет низко,
Ухо приставляет близко,
Чтобы слышать беды Каукко,
Сам посапывает сладко.
Думали, уснул бродяга,
Носом, выводя рулады.
Нет, моргнул, глаз приоткрыл,
Басом он заговорил.
– На границе с Калевалой
Есть гора Воттоваара, —
Поясняет мужу старче. —
Солнца свет над нею ярче.
Есть там лестница на небо.
На вершине этой древо,
Солнце крона задевала,
И к земле не подпускала
Яркие его лучи.
Громовержца древо злило.
Чувства вспыхнули ревниво.
Древо то схватил за крону,
Выдернул по самый корень.
Все пошло с тех пор, как раньше:
Свет моложе, тьма постарше.
Укко нам явил границы:
Свет дневной, ночную тьму.
Не о них речь поведу.
Вот когда извел он Древо,
Лестницу возвел на небо.
Вывел и призыв он свой:
«Кто взберется, тот Герой!»
С той поры весь наш народ
Ринулся в небесный свод.
Не жалея сил, старались,
Стать бессмертными пытались.
Калма всех их поджидала.
Лестница ей поставляла
Новые тела.
Старых, слабых и больных,
Юных, дерзких, озорных.
Всех их ждал один конец.
Туонела – вот венец,
Подземелья мир бездонный.
По той лестнице огромной
На руках родную мать
Должен в небеса поднять
Со ступенькою последней
Пропадут твои уменья,
Тяжеленной будет ноша.
Но ее уже не бросишь.
Глыбой может показаться,
Нужно очень постараться!
Норов твой в глазах читаю.
Смех в глазах не разделяю.
Ты не лопни, как пузырь.
Будь серьезен, богатырь!
Знай, героем нареченный,
Дважды матерью рожденный.
Перед тем как родила,
Двадцать месяцев несла
Материнская утроба,
Разродиться сыном чтобы.
В раз другой тебя рождала,
– Пробудись от сна, – шептала. —
Ты оставь свою дремоту.
Полежать тебе охота
Куском мяса, костью дробной
На дне речки в воде черной
