Наши беды не снаружи – они внутри нас.
Никто не способен устроить у нас в душе такой мрак,
какой мы сами себе устраиваем
и причем совершенно бесплатно.
Дмитрий Емец («Лед и пламя Тартара»)
– Знаем мы токмо, что делится мир на три части: Явь, Навь и Правь. В Прави живут и повелевают всем боги, про них я сказ в тот раз вела. В Нави живут существа неведомые и души мертвые, и колдуны оттуда силу свою черпают. А в Яви живем мы с вами и все то, что видим мы каждый день: земля родная, по которой мы ходим, поля, леса и реки, что нас питают, небо, что над нами… все явное, все – родное.
– Бабушка Милица! А расскажи еще про Навь! Непонятно мне, как это – души мертвые и колдовская сила?
– Так то же Навь, дитятко. Мало что мы знаем об этом. Говорят, что управляют там всем духи и полубоги древние: Баба Яга, Бессмертный Кощей… Все странное, чародейское оттуда на белом свете появляется. Кто уходит в Навь – либо не возвращается, либо приходит иным, наделенным силой страшной. На то эта земля зовется Неявной, Неведомой.
– Какой силой, бабушка?
– Либо светлой силой – от Белобога, чтобы людей исцелять и дела добрые вершить. Либо темной – от Чернобога. Такие колдуны только пакости творят да другим житья не дают, – старая бабка-рассказчица недовольно притопывает и хмурится. – Ишь! Хватит про Навь выспрашивать! Спать потом не сможете.
– Так это ж Ярослава, ведьмина дочка, ей бы все про сказочки про чародеев да колдунов, – рассмеялся рыжий мальчишка, злобно тыкая в бок самую маленькую девочку с тонкой светлой косичкой.
– Сам ты ведьмин сын! – моментально огрызается девочка. Другие дети заливаются злобным смехом. Бабка-рассказчица начинает недовольно ворчать на них, но толку мало.
– Ведьмины… все вы – ведьмины дети! – по щекам Ярославы льются крупные слезы. Она выхватывает у печки горсточку осыпавшейся старой золы, кидает черный порошок в лицо рыжему и хлопает дверью, убегая от избушки бабки Милицы.
– Тятя, они опять! – вбегает домой Яра. Сама растрепанная, щеки в слезах, руки и лоб сажей перемазаны.
– Почто тебя лицом в золу окунули? – хитро прищуривается кузнец. Он как раз недавно вернулся домой из кузни и теперь неуклюже возился с горшками и едой.
– Нет! Это я себя в обиду не давала. Рыжий Ярун называл меня ведьминой дочкой, а я в него сажей кинула.
– Сажей… что, он и сам теперь на нечисть стал похож?
– Похож, – засмеялась Ярослава, отмывая в лохани руки и лицо. – Тятя, ну расскажи же про матушку! Почему ее нет и почему ее ведьмой в деревне кличут.
– Ушла матушка, – отрезал кузнец. Потом все же смягчился: – Не знаю, почему, ушла зимней ночью из дома, и все. Больше никто не видел. А про ведьму что кличут – то не слушай. Красивая она была больно, на местных девок непохожая – коса черная, толщиной с бревно. Завидовали ей, вот ведьмой и прозвали. А ты иди есть, соседи вчера похлебку наготовили. Вот, погрел, теплая, только из печки…
Осень постепенно съедала последние теплые дни. Прошло время сборки урожая. В погребах росли ряды заготовок на зиму, шилась теплая одежда, салом промазывалась от влаги обувь.
Ярославе шел семнадцатый год. Коса у нее была длинная, светло-русая, толщиной с руку. Щеки румяные, глаза – цвета водной глади, сама тонкая, звонкая, быстрая. Проезжие парни как один на дочь кузнеца засматривались, на зависть другим девушкам. А вот местные своих парней-сыновей отваживали и стороной девушку обходили. Все бродили по деревне слухи: «Кузнец Всемил – человек уважаемый, и на работы его любо-дорого смотреть. И дочка у него, конечно, красавица, давно бы такую сосватали, кабы не мать. Мать у нее была – что пожар лесной. За коровой присматривала – корова сдыхала. Роженицам помогала – дети больные и слабые рождались. Больного выхаживала – так тот тоже в Навь отправлялся. То ли проклятая, то ли с нечистью дружбу водила. Если Ярослава в мать пошла – то не надобно нам в семью такого проклятья».
Так и шли день за днем, месяц за месяцем. Яра хорошела, как цветок аленький. Хозяйство у нее спорилось, дом в порядке был, в печи стояла еда горячая, дом прибран, вещи постираны, заготовки сделаны, грибы собраны и высушены. Что еще для счастья в семье надо? Женихи из других деревень и городов уже начинали к кузнецу захаживать, про дочь узнавать. А местные жители все больше злословили.
Обижали Ярославу косые взгляды. Замечала она, как женщины от нее шарахаются, а мужчины стороной обходят. Матери своей она не помнила и не понимала, что такого страшного все в ней видят. Ни внешне, ни поведением своим Ярослава не отличалась от остальных девушек. Была только одна странность, о которой, впрочем, никто, даже отец, не знал. Странное видение преследовало Ярославу, появляясь то во снах, то в отражениях: девушка с косами черными, глазами темными, белокожая, словно смерть. Лицом и повадками она походила на саму Яру. Иногда видение насмехалось, подмигивало, а иногда давало подсказки и советы, как лучше хозяйство вести, какой дорогой быстрее пройти, где опасной встречи избежать. Что это была за темная девушка и отчего являлась? Этого Яра не знала, но про Деву никому не говорила. Кто поверит? А поверят – так точно ведьмой нарекут. Хотя сама Яра боялась своих видений до жути, и чем старше становилась, тем чаще замечала пугающее отражение с кожей бледной, как у мертвеца. Но сделать с этим ничего не могла, поэтому старалась быстрее выкинуть страхи из головы и не думать о них.
Кузнецу тоже было невесело от того, что на дочь его все время клевету наводят. А что делать против сплетен? И сам второй раз жениться не стал, хотя сватались к нему не раз. Что новая жена сделает с падчерицей, которую вся деревня побаивается? Вот, то-то же. Лучше им с дочкой жить спокойно, вдвоем. Соседки – добрые бабушки – помогали ему с готовкой и домашним хозяйством, пока дочь не подросла и сама не начала справляться. Так и жили много лет. Только взрослеть начала Ярослава, хорошеть, а злые языки все больше на нее напраслину возводить. Кузнец-то точно знал, что дочка его – не ведьма и зла никому не желает. Стал замечать, что грустит и тоскует она, особенно после посиделок с молодежью. Обижали они ее, видимо.
Подружек у Ярославы, конечно, не было, а от женихов из других деревень она отворачивалась и даже слушать ничего не хотела. Тосковала Ярослава по соседскому парню, который всю жизнь ее задирал. Не выходил рыжий Ярун из ее мыслей. Давно уж деревенские приметили, как она мимо дома парня временами прогуливалась, в сторону окон поглядывала, внимание хотела привлечь. Но Яруну дела до нее не было. Он тот еще разбойник: высокий, на замечания едкий, всех драк заводила. После того как нескольких коров из соседних деревень украл, прозвали его Лютым. Многим девушкам эта безбашенность нравилась, а вот старшее поколение парня не очень любило: ту кипучую энергию да в мирное бы русло – цены бы Яруну не было. Каждая молодая девица втайне надеялась этого разбойника приручить, покорить да сделать примерным семьянином, но чтоб другим на зависть. Эти же чаяния преследовали и Ярославу, которую Ярун терпеть не мог, еще с детства ведьминой дочкой обзывал. Так что все чаще девушка вздыхала грустно, сидя у окна, тоскуя о чем-то своем.
