Эх чего только на свете нет! И чудища болотные, и Кикимора, и Леший и даже Баба Яга! Давайте заглянем в гости к одной семье.
В прекрасном старинном поселении, врата которого охраняют грифоны жил да был Кузьма Длиннозмей. Хлопець был смелый да бесстрашный. А прозвали его так за то, что родное поселение от зверя страшного заморского – змея трёхглазого громадного освободил.
Жил он со своею женой Марфой. Марфа знатною красавицей была, со всех близлежащих поселений к ней сватались.
Жили они мирно и дружно, с большой и чистой любовью. Сына растили. Но однажды…
…Ещё вчерашним вечером Кузьма Длиннозмей вернулся домой хмурым, кинув пару слов Марфе ушёл в мастерскую.
Марфа хлопотала по хозяйству. В избе было тепло и пахло сдобой.
Вернувшись из мастерской, Кузьма принял хмельного, закусил горячей слоечкой и стал собирать лук да снаряжение.
– Кузь, зачем?
– Ну как же? На войну я!
Единственный выходной дал царь, а он на войну собрался – подумала Марфа.
– Кузь, война ж ваша игрушечная! Побыл бы дома что ли. Вон, Царевич целыми днями ходит «папа папа»
А папы- то нет дома. А обо мне ты подумал?
– Молчать женщина! – Стукнул кулаком Кузьма. Нечего в моей избе командовать!
Марфа опустила глаза в пол…
Утром Марфа проснулась, от стука в окно. Почтовый голубь.
Тааак-с, посмотрим.
«Марфа, мы Горыныча победили. Возвращаемся. Но я сперва на пир поеду»
Девушка схватила чернильницу и стала писать ответ.
«Кузь, ну в самом деле! Я уже забыла как ты выглядишь. Против я! Никакого пира!»
Голуби быстро относили письма, и ответа долго ждать не пришлось.
«Ты что, женщина, вздумала меня позорить перед боевыми товарищами?! Я сказал пир – значит пир!»
Марфа глубоко вздохнула.
Вернулся Кузьма Длиннозмей хмельной и грубый. Марфа снова хлопотала по хозяйству.
– Тыыы! Сколько можно! Что ни день – скандал! Надоела!
– Кузь, но я…
– Замолчи!
Кузьма замахнулся, но сдержал себя. Царевич не спал. Не хотел он чтоб сын его таким видел.
Кузьма скинул кольчугу, стал надевать выходной кафтан.
– Кузь, ты куда?
– С сыном пойду гулять. Глаза б мои тебя не видели!
Марфа опустила голову, из сапфировых глаз хлынули слёзы.
К матушке что ли уехать, – думала Марфа.
– Как же! Пустит он тебя с Царевичем в соседнее государство! – раздался голос из-за печки.
– Что, нагулялся, блохастый? Не подслушивай.
– Нет, Марфуша, не нагулялся! Весна же!
– Спятил, чудище шерстяное?! Какая весна? Январь месяц! А вы по крышам скачете да песни завываете! Сил моих нет на вас, окаянные.
Настойки на комариных лапках выпить что ли?
– Уши отвалятся. – подметил Баюн.
– И то верно…
Марфа не успела закончить, как вернулись Кузьма с Царевичем.
Кузьма надменно посмотрел на Марфу и пошел к лежанке.
Марфа уже не хотела ни находится в его компании, ни борщи ему варить, ни в губы алые целовать. Что-то в ней умерло. Что-то маленькое, незаметное, но очень-очень значительное.
Она крутила золотые локоны на палец, и стала думать, что же делать дальше.
Но делать она не хотела ничего. В избе её мнение слышалось последним, Кузьма уж давно не приносит цветы, не поёт ей оды хвалебные. Что уж там! Девиц в одних кокошниках через волшебное блюдце разглядывает, к хмельному прикладывается, Марфе хамит да критикует борщи её, руку поднимать стал…
А что ему остаётся делать? Марфа давно уж дома сидит. Не интересная стала, поправилась, хмурая и уставшая, со сковородкой наперевес, зажаркой пахнет.
Не на такой он женился.
Баюн прыгнул Марфе на руки.
– Марфушка, не реви. Ну его. Все так живут. Не отпустит он тебя. Наследником дорожит. Надо терпеть!
– Не хочу я терпеть. Я любвиии хочуууу – зашлась новой волной плача Марфа.
– Я уж и худеть вздумала, вон смотри, сарафан уже велик. – Марфа указала на талию. – и читаю много, и глаза подводить стала. Даже если не собираемся на бал! Чегооо емуу надооо ещё?!
– Так! Сопли вытри и спать ложись. Завтра придумаем что-нибудь…
…Марфа уснула только под утро. Долго размышляла, как же они с Кузьмой докатились до такой жизни. Ведь совсем недавно, он кружил её на руках в подвенечном платье, и кажется, был абсолютно счастлив. А сегодня, будто её и не существует вовсе.
К Яге что ли сходить, – думала Марфа, приобняв храпящего в подушку мужа.
Проснулась она от чего-то тяжелого на груди.
– Пшёл вон, окаянный!
– Марфуш, я жрать хочу. – Кот легонько пинал её лапой по щеке.
– Ты постоянно жрать хочешь. Чудище каждодневное.
Встаю я, встаю.
Сытый и довольный Баюн намывал усы около печки. Марфа варила кофе, и кажется, сознание её совершенно отсутствовало.
– Марфуууш, а чойта у вас лежанка скрипела там, а? Вы же в ссоре!? Ты ж его не любишь!?
– Я такого не говорила! И вообще, будешь подслушивать – спать будешь в хлеву! Понял меня?
– Да понял, понял. Не кричи.
– То-то же. Смотри мне. И вообще – не твоё кошачье дело!
– Хватит комедию ломать. Вижу, что хочешь поделиться…
– А ты поймешь? Голова, ты, усатая
– Ну уж постараюсь. Рассказывай.
– Да нечего особо рассказывать…
Соскучился небось. Да и я хоть и обижена, а
нравится он мне, понимаешь? Как мужчина. Чего греха таить!
Кузьма действительно был хорош собой: немного выше Марфы, широкоплечий, с мускулистыми, прорисованными ногами. Копна черных волос на солнце отливала синим. Длинные ресницы, лазурного цвета глаза, волевой подбородок. Сильные, но одновременно нежные руки, с тонкими пальцами.
За время жизни с Марфой, Кузьма приобрел пухлые щечки, и изящное брюшцо, но это ему даже к лицу.
– Нуууу? Помирились?
– Да мы и не ссорились. Видимо быт приелся просто…
– Марфуш, а давай может к Яге? Она баба умная, подскажет чего.
– Надо бы. Только вот Царевича с кем оставить?
– Ну дык маменька придет, ей и оставь.
– А что, тётя жаба должна озарить нас визитом?
– Марфа! – недовольно фыркнул кот.
– Что, Марфа? Поди 21 год как Марфа.
А ты, Баюн, подлиза. Успокойся, её тут нет. Можешь не стараться.
Это Кузьме она мааааменька, а мне тётя жаба! Ей то я полы плохо мою, то избу не в ту сторону мету, то вышиваю криво, то пирожки невкусные. Вечно ей чего-то не ква-ква-кватает!
