Убийца в лампе
Эта история произошла много лет назад, в морском городке Ласл, в конце зимы.
Маленький участок земли окружен почти вертикальными скалами так, что пересечь их или обойти не представляется возможным. Единственный путь попасть или выбраться из города – это порт, южный район города, который все жители называли «Кашель». Неспокойное море словно спотыкалось о незримое препятствие перед бухтой и полностью потеряв свою силу, мерно и утомленно облизывало прибрежные камни. По берегу стелился едкий дым от бесчисленных коптилен, разносился резкий запах тухлой рыбы. Эта гремучая смесь вызывала приступы удушья и кашля. Вот он-то и дал имя рыбацкому району. На севере, под уступом скал располагался район каменщиков. Здесь работали камнерезы, кузнецы и угольщики. На западе жил и работал ремесленный люд: кожевенники, гончары, ткачи и книжники. Центр занимал богатый район с мэрией и тюрьмой, банком и больницей, школой и пожарной частью. Восточный район тоже, как и порт имел имя. Назывался он «Треск». Утлые, в большей степени сколоченные из досок домишки с характерным треском разваливались от дуновения ветерка. Населяли «Треск» беднота и лица, скрывающиеся от руки закона. Здесь все началось. В одном из домов жил старик колдун со своей дочерью. Сколько ему было лет – неизвестно, по-видимому очень много, ибо его дочери исполнилось сто шестнадцать лет. Как так получилось, что у доброго волшебника могла вырасти такая злая дочь – ведьма с силой, способной губить и разрушать? Отец понимал, на что она способна. Он заточил ее в доме, не давая ей возможности навредить людям. Ни какими силами она не могла снять печати заклятия, находясь внутри дома. Однажды он просто присел на крыльцо и долго, внимательно глядел на свои руки, что-то шептал, едва шевеля губами, потом закрыл глаза и больше их не открывал. Умершего обнаружил сосед. Первое необычное, что он заметил у старца – это его руки. Складки на ладонях сплетались в причудливый орнамент, как будто кто-то корявым почерком написал какую-то абракадабру. Сосед вроде бы и не сделал ничего, только лишь прошептал буквы на ладонях: -«Воб мер даше э ю даазх, Воб мер даше эйда ю даахз! УУа, ууа, даше ю»! Как сразу руки мертвеца резко сжались и спаялись в единый кусок камня. Послышался истерический женский смех и от угла дома отвалился маленькая щепка.
Район «Треск» построенный из дерева, зимой часто горел. Прошло несколько дней после смерти старца, как произошел очередной пожар. Пожарная часть находилась недалеко и прибыла быстро. Расчет мгновенно приступил к разбору соседних домов, чтобы огонь не распространился дальше по району. Дошли до дома колдуна. Хибара, казалось рухнет только от взгляда, стояла как скала. Ломы вязли как в глине, вынимаешь, а трещины как и не было. Однако один из ударов пришелся точно в то место, откуда отвалилась щепка. И молчащий до этого дом взвыл от радости благим женским воплем. Нет, он не развалился, он загорелся. Сам собой, хоть и до пожарища было далеко. Дом горел, но не было от него жара. Неестественный фиолетовый свет не обжигал. Удивленный пожарный- сунул руку в самое пламя. Ничего не произошло- не боли ни жжения. Вода тоже не реагировала на огонь, он горел сам по себе. Только женский смех, то затихал, то становился громче. Вдруг затрещали перегорающие балки и крыша глухо обвалилась внутрь, голос затих. Еще минута и огонь погас так же быстро, как и возник. Пожарные кинулись разбирать пожарище, чтобы достать женщину. Они с животным остервенением расшвыривали обугленные чурки, не замечая усталости. Вот уже нет не обследованного уголка, но никого не было, совсем никого. Они с изумлением смотрели друг на друга, ничего не понимая. Должны были остаться хотя бы кости, однако на пожарище не было абсолютно ничего напоминающего человека. Ужасно расстроившись, удивленные они еще какое-то время пытались найти следы женщины рядом с домом. Все их движения вдруг стали какими-то бессмысленными. Они бродили как куры в огороде. Вот они вроде чем-то занимаются, а вот замерли разглядывая что то и вдруг резко бегут куда-то. Всё стало суетой. Прошло несколько часов, пока не стало темнеть. Оставаться было бесполезно – работа выполнена. Они собрались и уехали в депо.
Карл – тот самый пожарный, который первый увидел фиолетовое пламя. Свою службу он начал четыре года назад. Кем только он не работал до этого момента, начиная от помощника кузнеца и заканчивая курьером у городского судьи. Старый судья помог Карлу устроиться на столь теплое, во всех смыслах место. Профессия пожарного считалась одной из самых престижных. Высокий, стабильный оклад, государственная пенсия, паек, казенная форма и жилплощаль – маленькая комнатка в здании депо. Помещение было микроскопическое, но дом был теплый и крепкий и главное, комната была своей, городские власти после трех лет выслуги дарили пожарным жилье. Летом Карлу исполнилось 32 года. Высокий подтянутый, черные смоляные волосы, ото лба через бровь на переносицу красный шрам – ранение, полученное на одном из пожаров прошлой зимой. Смелый красивый и сильный, оставался завидным женихом. Много девушек пытались устроить с ним счастливую партию, но как только узнавали поближе Карла, теряли к нему всякий интерес. Он, при всех его внешних притягивающих достоинствах, оказался столь же отталкивающим по своему характеру. Замкнутый, недоверчивый, не способный ни к дружбе, ни к любви, ни к простому человеческому общению.
После ожога, полученного на пожаре, рука не давала никаких поводов беспокоиться. Даже волосы не обгорели. Только слегка посинел мизинец. «Должно быть ударил обо что-нибудь» – подумал он. Чрез неделю посинел еще один палец. Мизинец же стал серым – сине-серым. Он не болел, ни чесался, ни щипал, ни немел. Вся чувствительность сохранялась, просто стал цветом как цемент. Как в краску макнули. Еще через неделю вся рука стала серой. Серый цвет не беспокоил, но был страх, не болезнь ли это. Карл пытался и мыть руку водой, протирать виски и примочками. Распаривал и даже бил ее, ожидая появления синяков или красноты. Только серый, неизменный серый цвет. Как не боялся врачей, но ничего не поделаешь, страх неизвестной болезни пересилил, придется идти в больницу.
– Доктор, с моей рукой что-то не ладное, вроде обжег, но не больно и самого ожога нет, разве сирый цвет. Не жара, ни ломоты, просто как в сажу печную макнул.
– Странно, странно, при каких обстоятельствах, Голубчик, как вам кажется, вы обожглись?
– Да черт меня дернул в пламя странное – фиолетовое руку сунуть, а огонь-то и не огонь, свет идет, а жара от него нет. На следующий день рука возьми и посерей, засерей, тьфу ты, серой стань.
