ГЛАВА 1.
Идущий Сквозь Ночь вынырнул сквозь открывшийся на миг просвет в пелене облаков и, не удержавшись, испустил облегченный рев. Как же все-таки здорово вернуться домой! Здесь даже небо казалось другим – выше, ярче, прозрачнее, - а воздух был удивительно мягким для крыльев и не так хлестал по глазам. Не было надобности в надбровных щитках, и он тут же приподнял их, всматриваясь, впитывая взглядом открывшийся вид.
Сверху горы казались нагромождением камней, где чья-то прихотливая рука насадила заросли стланика. Там же, где склоны были хоть немного глаже, раскинулись клочки высокогорных лугов. На одном из них зоркий взор заметил несколько бурых пятнышек.
Горные козлы. Желудок невольно сжался. В полет Идущий Сквозь Ночь всегда отправлялся с пустым животом, памятуя о том, что лишняя тяжесть только усложнит полет – ни стремительно набрать высоту, ни сделать кульбит или уйти в пике с набитым брюхом нельзя. Поэтому драги предпочитали есть сразу после завершения полета. А этот еще и затянулся…Перекусить, что ли, на лету?
Когда на них сверху пала крылатая тень и послышался свист рассекаемого воздуха, козлы сорвались с места и ринулись прочь. Идущий Сквозь Ночь не отказал себе в удовольствии пронестись над ними, едва не задевая кончиками крыльев за скалы, но не стал нападать, а заложил вираж и взмыл в небо, ложась на курс. Поохотиться можно и позже, никуда козлы не денутся. А дома наверняка ждет трапеза из свежей говядины. У домашней скотины не такое жесткое мясо. Да и его намного больше. Идущий не считал зазорным хранить в гнезде небольшой запас «живого мяса». На всякий случай.
Перевалив через хребет, разделяющий надвое долину, он испустил приветственный клич.
«Я вернулся!» - звучало в этом реве. Легкие рвались от крика. Эхо подхватило драконий вопль, понесло его в ущелье, заталкивая в скалы, и со стороны равнины с некоторым опозданием долетел ответ.
Его ждали.
Это наполнило сердце привычным восторгом. Дом! Скоро он будет дома. Полгода отсутствия. Иногда это так много, особенно если вспомнить, какими событиями заполнились эти месяцы.
Крылья мерно вспарывали воздух. Сейчас, когда впереди, у подножия скал, вставали зубчатые стены и крыши высящегося на краю долины его родового гнезда, можно было не торопиться. Слуги и домочадцы должны успеть подготовиться к возвращению господина.
Растягивая удовольствие, Идущий Сквозь Ночь заложил вираж, делая круг почета в долине над руслом ближайшей реки, нырком ушел вниз, цепляя крыльями воду, шлепнул по ней хвостом, распугивая рыб и водяных птиц и, хватанув пастью воды, снова взмыл ввысь. На сей раз он поднялся так высоко, что, несмотря на расстояние, заметил суету во дворе. Бегают, спешат… волнуются… Это так приятно, когда тебя ждут. Жизнь слуг и домочадцев без господина пуста и лишена смысла. Ничего, сейчас этот смысл появится.
Последний вираж – уже над стенами гнезда. Тень сломалась, пошла складками и трещинами, накрывая то часть стены, то кусок двора, то хозяйственные постройки, то суетящихся внизу слуг. Они уже высыпали все на двор и торопливо выстраивались в два ряда согласно статусу – самые мелкие и незначительные впереди, за ними те, кто покрупнее и посильнее, дальше самые крепкие и сильные. Последним, почти на ступенях, при входе, встал Бескрылый.
Он приподнялся, вставая на дыбы, и разразился громовым ревом, который немедленно подхватили остальные. Приветственные крики слились в многоголосый шум, перекричать который Идущему Сквозь Ночь было не под силу. Да он и не старался. В этих воплях звучала радость и облегчение. Господин вернулся домой.
Он приземлился точно в середине посадочной площадки и, сложив крылья, не спеша прошествовал мимо слуг. Те пластались по камням, елозя по ним хвостами и почти ложась брюхом на землю. Их нижние челюсти были плотно сомкнуты, горловые мешки трепетали – слуги мычали, выражая радость, и всем своим видом показывали, что они всего-навсего ничтожные черви у лап Его Могущества.
- Рад. Рад, - ворчал он, проходя мимо.
Слуг у него было не так уж и много, но и не мало – всего дюжина. Все одинаковые, мелкие, бронзового цвета малиново-розовыми когтями и такого же цвета наростами на головах – точно такого же цвета, как и сам Идущий. Но если у него бронзовая шкура отливала то темным золотом, то медью, то киноварью, то у слуг и домочадцев она казалась тусклой, тяжелой и словно покрытой пылью веков, точно старый забытый в кладовой канделябр. Все они не просто похожи, как две капли воды – они были близнецами, и все их отличия были получены в процессе роста и взросления – у кого-то сломан и так и не смог отрасти коготь на передней лапе. Кто-то из-за привычки щуриться обзавелся складками на морде. Кто-то заработал уродливый шрам – след от копыта не в меру строптивой коровы, еще у одного была привычка поджимать хвост, а кухонных слуг можно было отличить по ожогам на пальцах.
Домочадцев было немного меньше, всего семеро. Раньше было восемь, но один погиб. Они во многом походили на слуг, разве что были раза в полтора-два крупнее, с массивными спинами, и наросты у них на головах походили на невысокий гребень, продолжавшийся по всей длине шеи до плеч. Да и цвет шкур был ярче и не такой пыльный. Но и они тоже были близнецами, хотя и не столь неполноценными, как слуги. Мелких отличий у них было больше – например, у того, кто отвечал за приготовление пищи, постоянно была опалена огнем морда, а охранники то и дело скалились и смотрели даже друг на друга, как на врагов. Но перед господином склонялись и они.
Они все склонялись перед ним. Кроме Бескрылого, который стоял, расправив плечи, слегка сутулясь и взирая исподлобья. Так завистники смотрят на счастливца.
- Здравствуй, брат! – приветствовал его Идущий Сквозь Ночь, останавливаясь перед ним.
- Здравствуй, Идущий, - ответил тот.
Они действительно были родными братьями, и, если бы не увечье, изуродовавшее Бескрылого, казались бы близнецами. Да они и были близнецами, как все остальные – слуги и домочадцы – ибо родились от одного отца и одной матери, из одной кладки, с разницей всего в несколько часов. Долгое время их вообще не отличали друг от друга – одного звали Первым, другого Вторым по времени рождения. И лишь после ритуала взросления один стал Крылатым, а другой – Бескрылым. Спину Бескрылого сразу за лопатками венчали два уродливых обрубка, два пенька, кое-как затянутых более светлой, кирпично-красной, кожей с мелкими чешуйками – все, что осталось от крыльев. Оба – Идущий Сквозь Ночь и его близнец – помнили тот жуткий ритуал, болезненную операцию, которую проводил над одним из сыновей отец. Оба помнили отчаянный крик ужаса и боли, оба иногда еще слышали зловещий хруст ломаемых костей и треск рвущихся перепонок. Но если у одного это ассоциировалось с горечью утраты, другой просто тихо торжествовал, радуясь, что не ему выпала доля навеки оставаться на земле. Впрочем, Бескрылый тоже должен был радоваться – он не просто вытерпел эту операцию, оставшись в живых, но и сохранил рассудок. А ведь каждый третий юный драг, лишившись крыльев, терял разум или жизнь. Потом его все поздравляли, как спасшегося от смерти. И он действительно был этому рад.
