Светлой памяти любимого брата.
Надеюсь, миры, в которых находишься ты,
встретили тебя с той добротой,
которая была в твоем сердце, Абай.
Зову тебя я бесконечностью своей,
Ты мой покой, моя судьба.
Я пленник угасающих дней,
Ты бесконечность, но только не моя.
Пингвины не летают
Наша жизнь подобна горящей спичке, освящающая темную бездну, которой не видно ни конца, ни края. Кто-то горит весь свой полет в беспросветную пустоту и наполняет ее своим всепоглощающим светом и их полет становится прекрасным танцем жизни и смерти. Кто-то гаснет очень рано. От резкого порыва ветра, не успев пролететь и пары сантиметров, огонь поглощается холодным ветром и спичка, тлеющая сверху, но совершенно нетронутая снизу, пускается в этот ужасный и мучительный полет. Ей предстоит лететь все это расстояние, не видя ни себя, ни света и кажется, что лететь так целую бесконечность. Пролетая эти темные пустоты, она не только не заполняет их собой, но и сама становится пустотой. Нутро ее пропитано этой бездной и только смертельный удар об холодные камни на дне бездны приносит спасительный покой. И спички эти вовсе не спички. Так пролетают наши души по, казалось бы, бесконечной, но такой короткой бездне.
Моя душа потухла давно. Она стала темной ночью, одной из тех, в которую исчезает луна и темнота окутывает мир. Но сегодня прекрасная ночь. Алиса, эта ночь прекрасна, как твои бездонные глаза с чарующим блеском, как твои шелковые волосы, как те пятьсот семь ночей, что мы провели вместе. Их было ровно пятьсот семь, и каждую из них я запомнил, и каждая из них была особенной. Знаешь, оказалось мир не такой светлый, как ты говорила. А мечты имеют привычку предательски не сбываться. Ты так верила в светлую часть, так старалась не замечать тени желчи и зла и бесконечно, по-детски наивно верила, что пингвины научатся летать. Пока билось твое сердце, я не сомневался в этом ни на секунду и верил, что эти неповоротливые создания раскроют свои крылья и отправятся в полет свободы. Верил каждую минуту с тобой и еще столько же без тебя. Как бы быстро я не бежал, как бы сильно не закрывал глаза, пропуская целые главы своей жизни, я не смог убежать от своей пустоты. Осознание того, что тебя больше нет, настигло меня при моем, не успевшем начаться, полете. В пропитанной табачным дымом комнате, тишина смеялась надо мной и по всей заброшенной жизнью квартире, эхом раздавалось «ты больше не услышишь ее смеха». Так кричит судьба, когда ей кажется, что игра еще продолжается. Я не сдавался и кричал ей в ответ. Кричал что есть мочи, что ты любишь меня, что алые, цвета голландской розы, сорванной на рассвете, губы греют меня, что ты веришь в меня. Пустота смеялась в ответ и эхом исправляла меня: «Не веришь, а верила». Это окончание перевернуло всю мою жизнь. Оставленное в прошлом не вернуть и именно осознание этого обжигает сильнее всего. Ты верИЛА, нынче я не верю и сам. После всего пережитого, храня надежду столь долгое время и оберегая ее от ветров сомнений, мне больно признавать, но пингвины не летают! Прости, Алиса, но мы преданы, и нам не увидеть полет этих птиц. Не в этом мире. Он такой холодный без тебя и моя просьба может показаться нытьем жалкого, раздавленного жизнью пропойцы и возможно душа моя такой и стала, а потому я прошу тебя, Алиса, спаси меня.
Дневник
Алисы
Прячась от настигающей меня пустоты, я погрузился в твои вещи, фотографии и самое главное – в твои мысли. Я нашел этот красный дневник, твои воспоминания и моя доза жизни. Я вчитывался в каждое слово, и каждое слово в моей голове звучало твоим очень высоким и звонким, как чириканье воробья, радующегося весне, голосом. Этот голос, он даже в самый суровый мороз возвращал в мою душу весну. Лишь единицы, рожденные с божественным даром вселять в людей надежду и жизнь, рождаются с таким голосом. Я открыл дневник и попал на середину твоего прекрасного, бурлящего жизнью, мира. Я начал медленно, боясь, что они могут закончиться, читать и погружаться в нашу с тобой весну.
«Он не был моим первым. Когда мы с N встретились, я была подобна спичке, сгоревшей дотла. И казалось, что меня больше невозможно зажечь, но в нем было столько тепла, что казалось это я сама горю и дарю это тепло. Но бывали и дни, когда в памяти моей просыпались воспоминания о страсти первой любви и в этот момент от понимания, необратимости и невозвратимости всего этого, я становилась как куст терновника и цепляла шипами все то, что окружало меня. Это надоедливое солнце вылезло так рано и заставило погрузиться в пучину быта, и стул стоял не так, казалось, его место было на потолке, и коммунальщики отключили горячую воду. Мне нужно было бежать по делам и потому воду, чтобы помыть голову, я поставила в чайнике, на газ. Электрический чайник вскипел быстро и N уже попивал свой черный чай с бергамотом, пока я ждала закипания моего чайника(Я помню этот момент, дорогая. Ты была такой красивой. Твои волосы кудрявились и лохматились в разные стороны, как одуванчик. И это было прекраснее всего на свете). Меня раздражало все, и свой гнев я вылила на нем. Он молча слушал мою истерику по поводу того, что чайник совсем не греет воду, и он не позаботился об этом. N, глядя в мои глаза, с той нежностью, с которой смотрит создатель на свое творение, начал заливать воду из своего чайника в мой. Вода быстро начала заполнять и без того полный чайник и начала литься из краев. Он продолжал заливать воду, пока чайник вовсе не стал пустым и лишь после этого отправился дальше по своим делам, как будто ничего не случилось. От такой простоты и неиссякаемого потока радости и счастья, моя злость начала проходить. Мой день снова начал налаживаться и солнце снова не обжигало, а любяще согревало.
Я часто слышала, что полюбить в один миг невозможно. Спорить с этим убеждением я бы не хотела, да и не смогла убедить в верности или неверности этих слов. Но в одном я уверена на все сто процентов – осознание любви приходит в один момент. Вы приходите после долгого и изнурительного дня домой, готовите ужин и начинаете есть. Пока вы едите, вы не чувствуете, что наелись, но в один момент вам больше не хочется есть. Вы осознаете, что больше не голодны. Так же я осознала свою любовь в один момент. Момент, в который я осознала, что он своим теплом растопил мой лед и заполнил душу теплом, так же, как утром чайник заполнился горячей водой. Вечером, когда N пришел домой, я показала ему, купленный в магазине напротив, кипятильник. Вода теперь будет греться в два раза быстрее. Посмотрев в его светлые глаза, при свете отдававшие зеленным цветом, прошептала со стыдом за утреннее происшествие и всей нежностью, что наполняла меня: «Я больше не живу прошлым». Я люблю тебя, мой сладкий (и я тебя люблю, вечность моя)».