От автора
В этом сборнике вы сможете прочитать некоторые статьи, относящиеся к периоду наиболее острого противостояния на Украине. Сейчас, ретроспективно, это может быть интересно и как история наших надежд, история нашей веры и воодушевления, и как история наших заблуждений, ошибок и самообмана.
Но название сборнику дала другая моя статья, напрямую, казалось бы, не относящаяся ни к украинским событиям, ни к 2014-му году. Но это только на первый взгляд.
Только на первый…
Кроме украинского цикла, в сборнике есть некоторые избранные статьи указанного периода, которые, на мой взгляд, до сих пор не утратили своей актуальности и могут представлять самостоятельный интерес.
Предлагаемые Вашему вниманию статьи были опубликованы в различных российских изданиях, а также перепечатаны бесчисленным количеством сетевых «пиратов».
За что им отдельное спасибо…
Слабоумие и толерантность
Всё последнее время ловлю себя на противоречивых чувствах относительно недавних событий в Париже. «Шарли» я, или не «шарли»? Кто вызывает во мне больше сочувствия? И вызывает ли его хоть кто-то, если совсем честно? Сформулировать это в суматохе первых дней, когда экзальтированная истерика одних смешивалась с холодной отстранённостью других, создавая в сознании настоящую какофонию впечатлений и чувств, было довольно проблематично. А вот сейчас, когда всё, с одной стороны, поутихло, а с другой стороны, усилиями различных сил приобрело более четкие и законченные очертания, всё-таки попробую.
Начну, как водится, издалека…
Кажется, около миллиарда лет назад на Земле (а точнее, в океане) появились первые органические образования. Не знаю, как они там назывались (а достоверно не знают и ученые) – сине-зелёные водоросли, вирусы, или ещё какие простейшие микроорганизмы – но буквально сразу они начали жрать друг друга. Соответственно, сразу начали друг друга бояться. Прошло сколько-то миллионов (сотен миллионов, не суть) лет. Из простейшей протоплазмы мутировали и эволюционировали более совершенные существа – моллюски, рыбы, прочая кистепёрая братия. Количество видов и их разнообразие увеличилось на несколько порядков. Они отличались размерами, внешним видом, поведением, позициями в пищевой цепочке… Не изменилось лишь одно – они продолжали жрать друг друга. Жрать и бояться, потому что страх был мощнейшим и эффективнейшим защитным механизмом. Не хочешь быть сожранным – оглядывайся почаще и улепётывай побыстрее. Это чувство было сильнее голода и страсти к продолжению рода – пожрать и заняться сексом можно и в следующий раз, а вот если сожрут тебя самого, то следующего раза уже не будет.
Прошли ещё сотни миллионов лет. Жизнь из океанов выбралась на сушу, появились динозавры и прочие рептилии самых разных видов. Поведение зверюшек стало ещё более разнообразным, мозг стал чуть более развитым. На этом этапе (хотя могу и ошибаться, опять же, вслед за ошибающимися учёными) появились уже довольно развитые формы социального поведения; многие динозавры объединялись в стада и стаи, вместе добывая пищу и защищаясь от врагов. Не изменилось лишь одно – они продолжали жрать и бояться друг друга.
Потом динозавры вымерли – в данном случае неважно, от чего именно – и им на смену пришли млекопитающие. Более "мозговитые", приспособленные к разным климатическим условиям, занявшие почти все экологические ниши существа. Их поведение стало ещё более сложным и организованным. Сменилась целая эпоха и эволюция сделала большой шаг вперёд (с точки зрения млекопитающих, это должно быть корректным допущением). Не изменилось лишь одно – млекопитающие тоже с удовольствием жрали друг друга. Жрали и боялись.
Потом, совсем недавно по меркам эволюции (это важное уточнение) появились люди. Кровь от крови и плоть от плоти всей эволюционировавшей протоплазмы. Значительно более слабые, чем большинство животных такого же веса, а посему более уязвимые. Настолько уязвимые, что выжить они могли, только компенсировав недостающие клыки и мускулы каким-то другим органом. И у них начал развиваться мозг. Для чего? Правильно – в первую очередь для того, чтобы лучше бояться. Лучше, правильнее, организованнее. Лучше бояться, а значит, лучше прятаться, лучше защищаться, лучше нападать. И они преуспели…
Преуспели настолько, что в какой-то момент внутривидовые отношения стали даже более важными и судьбоносными, чем отношения с другими видами животных. Ведь победить и сожрать даже самого страшного зверя всем племенем, худо-бедно, можно было всегда. А вот победить другое племя животных, относящихся к твоему же виду; племя, пришедшее, чтобы захватить твои земли, изнасиловать твоих женщин и осквернить твои алтари, было, как правило, сложнее.
Преуспевших в цивилизационной гонке стало со временем слишком много; все они поначалу были не слишком воспитанными парнями, норовили выхватить кусок из чужого рта, украсть чужую жену или дочь, ещё как-нибудь напакостить ближнему. Такое сплошь и рядом происходило даже внутри одного племени или рода, что уж тут говорить о межплеменных отношениях. Ничего удивительного, кстати, в таком поведении нет – оно характерно для многих высших млекопитающих, достаточно вспомнить львиные прайды или волчьи стаи.
И оказалось, что чужая особь своего вида даже более опасна, чем особь вида иного.
А раз так, то и бояться её надо больше, чем кого бы то ни было, и размозжить ей камнем череп при малейшем сомнении в её добрых намерениях – очень даже умно и рационально. Исключение делалось лишь для особей своего рода или племени – просто потому, что шансов выжить в одиночку не было, и с соплеменниками волей-неволей приходилось мириться и налаживать какой-то социальный контакт.
Теперь обобщу и напомню – этот процесс длился сотни миллионов, если не миллиард, лет. И около миллиона лет он продолжался, когда человек уже более-менее сформировался как вид земной фауны.
Довольно длинное вступление, но деваться некуда – ведь каждому моему слову противостоит миллион сказанных ранее. О толерантности, всеобщем братстве, человеческом общежитии и прочих замечательных вещах, которые, как выясняется, пока что слишком хороши для человечества.
Мне кажется, любому нормальному, непредвзятому человеку ясно, что ксенофобия – нормальное, здоровое чувство. Ладно, уточним – да, "фобия" изначально предполагает болезненное расстройство психики. Но, увы, в русском языке нет точного аналога этого понятия, не несущего в себе упомянутого выше медицинского подтекста. А значит, мы с полным правом можем ввести определённую градацию, разделив ксенофобию на нормальную (в спокойном состоянии дремлющую/латентную), соразмерную и собственно фобию – иррациональный, не поддающийся контролю страх. Последнее опустим, ибо с ним всё ясно…
