1. Глава 1.
Смысл путешествия не в том,
что видишь новые места, а в том,
что обретаешь новое видение мира.
В пятнадцатый раз, остро предчувствуя свою кончину, старая бабушка Флора решила поделиться с нами, своими внучками, мудростью, а после длинной и горячей проповеди поровну разделить бесценное фамильное наследство.
В полумраке предрассветного часа она созвала нас к своему предсмертному ложу и вдохновенно вещала:
— Помните, голубки мои неразумные, всякую дверь откроют упорство и сила.
— Это для тех, кто в девках задержался, — хихикнула и перебила бабушку веселушка Октябринка — моя средняя красавица сестрица. — Если нашептать мужу лестных слов, так он своими ручищами откроет для меня любую дверь.
— А я думаю, — уверено вставила свое слово старшая Брусника, в глазах которой светилась мудрость прожитых двадцати лет, — если не суждено, так хоть головой об эту дверь бейся — судьбу не обманешь.
Моего мнения никто не ждал, а я и не собиралась спорить.
Сестрицы периодически вздыхали, окидывали комнату скучающими взглядами, закатывали глаза, барабанили пальцами по деревянной спинке кровати. Было видно, что они не особо желали терять драгоценное время на ненужные им старческие причуды.
Раз в год бабушку Флору яро одолевали мысли о кошмарных перспективах своих единственных наследниц. То ли выпадал день, когда на ее самочувствии тревожно отыгрывались лунные фазы, то ли брал вверх прославивший ее с молодости строптивый характер, а может, она и вправду предчувствовала, что без нее сестрам придется нелегко…
Да разве это имело значение? От капризных сестер только и требовалось что потерпеть полчасика — дать бабушке выговориться. Тем более за годы «тренировок последнего оглашения» наследства мы с сестрами наизусть выучили, что кому бабушка отписала.
Но нет же — встали грудью поперек паровоза!
Замерев, бабушка нахмурилась, обвела комнату прозрачными глазами, набрала побольше воздуха в свою исхудалую грудь и произнесла:
— Брусника — тебе ферма, Октябринка — забирай подвалы с вином. А Мира…
Вдруг в душной комнате догорела свеча.
В окошко начал просачиваться утренний свет.
С колокольни, что на окраине деревни донесся слабый перезвон.
Затаив дыхание, мы ждали, когда бабушка продолжит свою речь, но она молчала.
— Умерла? — наконец, спросила Октябринка, и на шаг отошла от изголовья кровати.
— Столько лет репетировала… — проговорила тихим, придавленным голосом Брусника.
— Это что же получается… — прошептала Октябринка. — Про Мирку она не шутила?
Сестры не сговариваясь, обернулись и с жалостью посмотрели на меня.
— Мирочка! — Октябринка прижала руки к груди. — Какая ж ты у нас несчастливая!
— А мы думали, что ты ее любимица, — хмыкнув, сказала Брусника.
— Заставить тебя восстанавливать заброшенную лавку… — Октябринка всхлипнула. — Это ж как закат солнца вручную!
Я в замешательстве посмотрела на причитавших сестер.
Как в этот момент они могут думать о приземленных вещах?!
Мне не было дела до того, что досталось мне в наследство! Конечно, я прекрасно помнила, что бабушка решила мне отписать старую лавку, поваренную книгу Крокембушей и банку с семенами шафрана, от которых, если открутить крышку, исходил тонкий пряно-медовый аромат с нотками летних сушеных трав. И не пугала меня перспектива рабочих будней, о которой сетовали сестры. Мне просто хотелось крепко-крепко зажмуриться, а потом раскрыть глаза и увидеть бабушку живой и здоровой.
— Равноценным такое наследство не назовешь… — донеслось от Брусники. — Но разве с мертвыми поспоришь?
— И не говори, — поддержала ее средняя сестра. — Всегда все решала на свой манер.
— Никогда не понимала, как у Мирки хватало терпения на ее вздорный характер…
— И стоило баловать, чтобы в конце так насолить…
Я бы не сказала, что бабушка Флора меня баловала или как-то выделяла. У нее просто не было на это времени. После того как пропали мама с дедушкой, вести хозяйство приходилось ей одной. На удивление всех соседей, она с энтузиазмом и деловой хваткой взялась за управление фермой. На Бруснику с Октябринкой надежды было мало: они больше проявляли интерес к модным нарядам, женским журналам и сентиментальным романам и даже подумывали уехать, как только выпадет удобный случай. А на просьбу убрать за козами, прополоть грядки или удобрить навозом фруктовые деревья начинали слезно рыдать: маникюр подпортится, укладка разлетится… И вообще, где найти подходящую для хозяйственных дел одежду?!
Я же, несмотря на малый возраст и наше слегка обедневшее, но все же аристократическое происхождение, наравне с наемными помощниками с удовольствием бралась за любую работу. Исполняла роль кухарки, садовника, пастушки, горничной, вечерней чтицы и бог его знает какую еще. И такая жизнь для меня была не наказанием, а удовольствием!
Те, у кого дом находится достаточно далеко от замка, ближе к сельской глуши, меня поймут. Что может быть прекрасней хрупкой предрассветной тишины, когда воздух, насыщенный, как бисквит, словно годный не только для дыхания, но и для лакомства – иногда так и хотелось его надкусить. А с чем могут сравниться щедрые урожаи фруктов в садах или умопомрачительный запах осенней шарлотки с высушенными ягодами винограда? Уж точно не с однообразной и скучной до оскомины жизнью, которая интересовала моих сестер.
Бабушка одинаково заботливо ходила за нами, когда мы болели. Одинаково щедро устраивала нам дни рождения. Поровну выделяла деньги на карманные расходы, которые сестрицы тут же тратили на расписные ткани для фантастически красивых платьев, перья для шляпок, ажурное белье, перчатки, заколки и прочие девичьи радости, без которых в провинции сестры сошли бы с ума. Что касается меня, то я тратила их на редкие семена пряных трав и исторические романы Элизабет Лав.
Так что у Брусники с Октябриной были все основания любить бабушку, а меня не считать ее любимицей, но почему то вышло все как раз наоборот. Слава духам бытовой магии, если таковые еще существуют, это не помешало нам оставаться доброжелательной и любящей семьей – до ярой ругани и открытых обид дело никогда не доходило.
Флора Крокембуш, урожденная семьи графа Тулузского, была невероятно красивой и волевой женщиной. В восемнадцать лет вышла замуж за моего дедушку Клавдия Крокембуша, известного, помимо любви к своей ферме, экспериментами со сладостями.
Однажды дедушка попал на церемонию свадьбы знатного господина. Бабушка с упоением рассказывала, как гостей удивила небрежность подачи главного десерта. Да только небрежность эта могла показаться лишь неискушенному в кулинарии зрителю! Будучи эстетом и профессионалом своего дела, дедушка не просто вывалил на большое блюдо гору пирожных со сладкой начинкой, а выстроил конусовидную пирамиду, используя пирожные в качестве кирпичиков, а всю конструкцию скрепил карамельной нитью, украсив ее дополнительно фруктами, карамелью и сахарными цветами. Хруст, как и дедушкина слава, разнеслись по всему королевству! За изобретение своего фирменного торта его назначили ни больше ни меньше – личным кондитером королевы.
