Помахав на прощанье отъезжающей машине родителей, пятилетний Ярик огорошил прямо с порога:
– Бабуля, а ты скоро в Ягу превратишься?
Серо-голубые глазёнки Дарьиного внучка Ярослава округлились от таинственности вопроса и искрили нетерпением. Дарья удивлённо подняла бровь, но всё же выдержала небольшую паузу и, озорно подмигнув, успокоила:
– Да, не собиралась вроде, нету таких талантов… А что это ты, внучек, надумал вдруг?
Ярик захлопал пушистыми ресницами и радостно выдохнул:
– Я так и знал! Ты же до-о-обрая! А папа… вчера сказал, что ты совсем… о-о-ди-ча-ла и скоро в бабу Ягу превратишься…
Дарья, простодушно усмехнувшись, подхватила малыша на руки и, расчмокав рассудительное чадо, поспешила к столу.
– И бабы Яги бывают разные – вечером перед сном расскажу. А пока давай блинчики лопать.
Ярик с удовольствием переключился на бабушкины блинчики со сметанкой и медком, щедро посыпая душистой земляникой, что ранним утром собрала на лесной полянке хозяйка, ожидая гостей.
– Что же Анфиса сегодня не приехала? Вроде вдвоём собирались? – выспрашивала Дарья, подливая внучку парного молочка. – Опять по подружкам намылилась?
– Анфиска сегодня на день рождения к однокласснице. Мама сказала, что завтра все вместе приедут – шашлыки будем делать, – охотно делился новостями Ярик, уплетая угощения.
Ему-то больше всего хотелось приезжать в бабушкину глухомань: столько здесь интересного! И уточек в речке покормить можно – не боятся совсем, и за белкой подсмотреть, что скачет с сосны на елку, и, на мостике сидя, болтать ногами, распугивая мелких рыбёшек.
Да и чего только бабуля ни придумает для любимого малыша, прервав на выходные свой привычный ритм новоиспечённой отшельницы.
Дарья и сама не заметила, как быстро из обычной горожанки превратилась в странную особу, проживающую на дальнем краю дачного посёлка у речной извилины среди вековых деревьев.
Когда-то построили они с мужем небольшой домик, главным украшением которого стала роскошная русская печь, так, можно сказать, от баловства, для пенсионной движухи.
Сначала домиком пользовались только с ранней весны до поздней осени, пока можно было проехать лесной дорогой к укромному участку. Жили, наслаждаясь естеством природы, приглядывая за уликами, садом-огородом. А на зиму единственное окно домика закрывали крепкими ставнями и наведывались иногда: проезжали до деревенской околицы, пробиваясь дальше пешком по узкой тропке, чтобы подышать хвойным духом да посмотреть на оставленное хозяйство.
Электричество проводить не стали за ненадобностью, ведь вставали и ложились с солнцем, а благам цивилизации предпочитали русскую баньку, живой огонь костра и печи. Правда, постирушки Дарья устраивала в городском доме, где всё с комфортом, как у всех.
А потом в одночасье Дарья осталась одна – муж, что постарше на десяток лет, ушел дальше по Древу Жизни, а навалившая тоска непривычного одиночества двинула вдруг на необычные поступки.
Как ни взывала к благоразумию дочь, все же решилась Даша зимовать в своей избушке на курьих ножках, как шутя, называли свое строение хозяева. Дарья на все опасения Арины, теперь уже самой мамы двоих чад, спокойно и обстоятельно твердила: «На связь буду выходить каждый день – благо телефон можно заряжать у деревенских соседей, куда захаживаю за домашней молочкой.»
Дочь махнула рукой, согласившись переселиться из своей квартиры в родительский дом, а Дарья зажила особым трудным ритмом, что заглушал образовавшуюся пустоту. Скучать и печалиться было некогда, заботясь о самом элементарном в неблагоустроенном домике. Надо вовремя и печь натопить, и воды родниковой принести, и приготовить нехитрые каши да запеканки. А летом и вовсе дня не хватало: ягоды, травы, грибы собрать да насушить…
Постепенно жизнь в ритме природы захватила целиком, и Дарья полюбила это состояние не меньше, чем радость общения с близкими. К тому же к заботам о себе прибавились хлопоты о подобрыше и приблуде.
– Бабуля, а куда Черныш с Верным подевались? – вдруг спохватился Ярик, – от меня спрятались?!
– Да куда ж от тебя спрячешься, – рассмеялась Дарья, вспоминая, как любознательный Ярослав испытывал терпение пса да кота, демонстрируя свою неуёмную любовь. – Котейка на чердак забрался: после охоты отдыхает – мышек ловил опять. А Верный пошёл на обход своих владений и уж скоро вернуться должен.
Дарья чмокнула малыша в макушку и вытерла земляничную каплю с улыбающейся мордашки внучка:
– Пойдем-ка на мостик рыбок кормить, – Даша протянула Ярику бумажный кулёчек с сухариками.
К мостику, лениво потягиваясь, заявился и Черныш. Хитроумные круги наворачивал он, отдаваясь, наконец, на тисканье Ярославу. Внучок, уже наученный диковатым котом, осторожно нарушал границы самостийности черненького.
Дарья, глядя на роскошную, отливающую серебром шерстку питомца, припомнила, как впервые встретила подобрыша.
Было это в первую осень, когда Дарья всё же решилась зимовать в своём домишке. Честно, она и сама не была уверена, что справится одна, даже отказавшись от заботы об уликах и передав на попечение своё хозяйство пасечнику по соседству. Непривычно было остаться один на один в этом диковатом местечке.
Участок на берегу речки не был огорожен обычным забором – когда-то по периметру всей территории насадили хозяева пихты в два ряда и подрезали макушки, боковые ветки, чтобы образовалась плотная преграда от случайных путников и ленивых рыбаков, что норовили срезать путь к ближнему омуту. Берег у речки обрывистый, поросший густо тальником, дополнительной защиты не требовал. Да и за все эти годы шалостей никто не допускал. Сумела, видно, Дарья соблюсти уважение к хозяину Леса и Реки, раз место стало родным, оберегающим…
Просыпаясь привычно раненько, Даша, еще не вставая с уютной лежанки за печью делала тибетскую гимнастику. Простыми упражнениями разгоняла кровь и массировала мышцы. Забросив приготовленные с вечера дрова в топку и выпив стакан родниковой воды, Дарья продолжала лечебную гимнастику, теперь уже расположившись на плотном ворсе старого шерстяного ковра. Огонь в печи разгорался, и после водных процедур в ещё тепловатой баньке Дарья, примостив чугунок для каши на плиту, готовила в турочке кофе. Без этого напитка с утра жизнь добровольной отшельницы не мыслилась: привычка, сложенная годами, доставляла удовольствие неги.