Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!
Авиамарш, 1923 год
…невозможно уклониться от оценки масштабов той огромной личной ответственности, которую нес Сталин за все происшедшее. На одной и той же карте не может существовать различных масштабов. Масштабы ответственности соответствуют масштабам власти. Обширность одного прямо связана с обширностью другого.
Константин Симонов
Предполагаю и даже почти уверен, что громкое название книги вызвало у некоторых читателей следующую реакцию: вот опять выискался новый разоблачитель и разгадыватель «загадок». Очередной, и несть им числа. О каких вообще загадках Великой Отечественной можно говорить сегодня, через восемьдесят два года после её начала? Всё давным-давно известно и написано, снято в тысячах копий, запротоколировано, учтено и сдано в архив истории. Мы все знаем историю Великой войны, и никаких «белых пятен», а уж тем более загадок или тайн в этом проверенном десятилетиями конспекте не осталось. Остальное субъективизм или фантастика. Не будем торопиться, уважаемые читатели. Потому что многие до сих пор предпочитают «знать» историю той войны в некоем сказочном изложении, а выход за рамки этой мифологии считают той самой фантастикой, притом фантастикой вредной. Другими словами, вместо горькой правды выбирают красивую ложь. Выбирают «военную сказку». И мы, в общем, в неё верим! Видимо, потому, что она, в итоге и по закону жанра, оказалась справедливой и со счастливым концом: зло наказано, а добро победило. В отличие от великолепных «Легенд и мифов Древней Греции» Куна, где мужественный защитник своей земли Гектор был повержен и унижен кровавым маньяком Ахиллом по воле богов. Однако миф есть миф и в Греции, и в Африке, и в России, и мы все это подсознательно понимаем. Ещё понимаем. Как понимаем мы и то, что большевики, вопреки знаменитому маршу, делали из были сказку, хотя всей стране предлагали петь и думать наоборот. Именно поэтому у нас, вроде бы знающих и понимающих, год от года всё больше вопросов, ответов на которые мы так и не получили. Слишком глубока пропасть между мифами и реальностью, чтобы спокойно внимать военной сказке.
В историю Великой Отечественной всегда было горько, мучительно и страшно углубляться, потому что до сих пор – и всегда! – каждая российская семья помнит и будет помнить своего героя или героев, которых потеряла. Эта война навсегда останется личным делом каждого из нас. Из этих личных дел складывается наша общая великая Победа и общая страшная беда. Для меня также Великая Отечественная война была, есть и останется личным делом, личным вечным горем, которое является маленькой частью трагедии всей страны. Личной вечной памятью. Простые истории моей семьи мало чем отличаются от миллионов других, но позвольте мне их коротко рассказать. Дед по отцовской линии, школьный учитель Василий Дмитриевич Черников, погиб 30 июня 1941 года на Западной Украине и похоронен в братской могиле. Он так и не увидел своего сына, моего отца, родившегося в 1940-м, потому что, пройдя всю Финскую войну был отправлен снова в армию. В семейном архиве сохранилась фотокарточка годовалого отца с надписью на обороте рукой бабушки: «Милому папуле от маленького сыночка Валерочки» – и с датой 18 апреля 1941 года. Видимо, письмо не нашло адресата и вернулось обратно. Вслед за ним на фронт ушли и семеро его родных братьев. «Похоронки» моя прабабушка Анастасия Дмитриевна получала каждый год. Вернулись с войны только трое сыновей. Прабабушка, утирая слёзы, тихо говорила: «Я счастливая. У многих не вернулся никто». Когда-то я считал свою фамилию довольно редкой, но оказалось, что на родине отца, Орловщине, моих однофамильцев так много, что целые сёла, особенно в Покровском районе, состояли практически из одних Черниковых. Мой дед был одним из первых погибших. За ним огромный, страшный список родственников и однофамильцев, не вернувшихся с войны.
Дед по материнской линии, Иван Георгиевич Зубков, до войны был бухгалтером, а призвали его в армию еще в конце тридцатых годов из Забайкалья. Дома остались жена и двое детей. Он прошёл жестокие бои на Халхин-Голе, не раз ходил в штыковую атаку и в разведку. Был несколько раз тяжело ранен штыком и осколками, а пулю в голове сначала удалить не смогли, потом не стали, и с ней он жил до самой смерти. Полтора года пролежал в госпиталях. В 1945 году, когда началась война с Японией, штурмовал Хайларский укрепрайон. Снова ранение. Войну окончил старшиной с полным набором главных солдатских наград: орден Красной Звезды», медали «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За победу над Японией». Когда дед был помоложе, он просил меня, пятилетнего, петь его любимую песню про то, как «бой затих на сопке Заозёрной» и «лейтенант Галимов шёл вперёд». Я вставал на табуреточку и пел. Дед смеялся и плакал. Иногда рассказывал, как наши сибиряки шли в штыковую, протыкали японцев насквозь и швыряли через плечо, как сено. Как скакали в атаку монгольские союзники на своих маленьких лошадках. Но когда я стал постарше, а дед постарел, то он наотрез отказывался со мной говорить о войне всерьёз. Дед Иван вообще никогда не надевал орден и медали, позволяя сначала своим четверым детям, а потом и нам, внукам, играть с наградами. Когда бабушка и наши родители ворчали на нас, он махал рукой: «Пущай играют!» Мы играли. И теряли. На парадном костюме деда были только скромные колодочки и нашивки за ранения: две жёлтые за тяжелые и две красные за лёгкие. Когда в честь очередного юбилея ветеранам стали вручать орден Отечественной войны, дед наотрез отказался идти в военкомат и получать его. Военкоматовские пришли домой. Дед выгнал их. Они пришли на следующий день, и тогда дед привёл им железный аргумент: «Как я буду носить орден Отечественной войны, если я в ней не участвовал?» Военкоматовские глубоко задумались, потому что дед был прав: даже медали за победу над Германией и Японией разные. Однако не успокоились, подловили его старшую дочь и всё-таки передали орден. Скандал дома был жуткий. К ордену дед даже не притронулся.
Война для всех нас и победа, и трагедия. Нет одного без другого и никогда не будет. Здесь всегда и Парад Победы, и марш Бессмертного полка в одном строю и в один день. Да, о победе говорить много легче, тем более что и сомнений тут никаких нет и быть не может. Сияет она ярко и по праву. Однако её золотой отсвет не уменьшил нашу общую беду, которой была та война. И память не стёр. Именно память о наших родных героях снова и снова призывает нас поговорить о трагедии, которой была та война. Память и поиск правды или, если хотите, истины. Это тяжело, но необходимо. И на этом фоне возникают несколько вопросов уже к читателям. Первый звучит так: а нам с вами на самом деле всё ясно про войну? Не всё известно – все го ведь знать нельзя, – а именно всё ли ясно? Или всё-таки что-то не так? Что-то мы до сих пор не понимаем? Чувствуем, что не так что-то, да никак мы этого «что-то» не можем поймать, ухватить, найти. Найти, чтобы окончательно принять ту войну не только сердцем, в котором она всегда свята, но разумом и логикой. Разве, при вечном преклонении перед погибшими и выжившими солдатами той войны, в каждой семье уже много-много лет не остаётся-обдумывается-обсуждается всё тот же вопрос, когда перед ними расстилается многолетняя историография Великой Отечественной? Разве не этот вопрос пульсирует жилкой на виске каждого писателя или историка, занимающегося военной темой? Да, этот. Он. Тот самый. И звучит он не так решительно, как у Высоцкого: «Почему всё не так?» или даже: «Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята». Попроще он звучит и, тем не менее, ещё страшнее: «Что-то не так». И тянет за собой другие, более конкретные темы. Мы правда ответили сами себе на такие вроде бы простые, а на самом деле главные вопросы, касающиеся подготовки, начала и первых полутора лет войны? Мы полностью удовлетворились существующими сегодня объяснениями и выводами? Или на эти вопросы ответили за нас? На самом деле мы знаем, что до сих пор ответа так и не получили. И предложенный нам в советские времена тезисный конспект нас не успокаивает. И это самое «что-то не так» живёт и бьётся в нас, постукивает мелким сапожным молоточком, позванивает наковаленкой, стучит молотом или гудит набатом. Звонит 22 июня и 9 мая каждого года. Стучит-гудит непрерывно. Что-то не так, что-то не так…
