Эта история произошла 30лет назад, но до сих пор воспоминания перехватывают дыхание и пускают неуютные мурашки по спине.
Никто из нас не знает, что уготовано судьбой и от чего а, главное кто, убережет тебя от чего-то страшного в определенный момент.
Поступила я в мед в далёком 1994г и на первом курсе ездила из своей деревни в город учиться (Общагу не давали, типа близко живёшь, а то, что из этого «близко» – только на собаках и попутках, никого не волновало в годы перестройки-то, а снимать денег не было).
И вот зима, мороз – 28°, я – вчерашняя школьница в сапожочках (Ну не могла я в валенках в чертоги городские! Ну 16 лет, ну что вы хотите), в болоневой курчонке медленно, но верно начинаю обмерзать до звона хрустального льда одиноким столбом на крайней остановке города…
И из этой мучительной ледяной комы меня выдёргивает автомобильный гудок и недовольный мужской бас:
– Эй! Дурочка мелкая, замёрзнешь же насмерть, а ну садись, куда тебя отвезти?!
Я на уже несгибающихся конечностях пытаюсь отковылять подальше от машины и пищу, что не надо мне, я автобус жду и вообще, езжайте, дяденька, не сяду, вы меня убьёте в лесу…
Дяденька (Ну как, мне-то в мои 16 он, примерно тридцатилетний, наверно, почти стариком казался) вполголоса матерится, вылазит из машины и начинает ругаться:
– Да нафиг ты мне нужна убивать тебя! Ты посмотри, ты УЖЕ обморозила лицо, белая вся! Садись, говорю!
И ногой аж топнул!
Ну… Я, видимо, настолько тогда замерзла мозгами, что мне походу стало всё пофиг и я, кое-как передвигаясь, доскреблась до машины и села…
Бооожжее, то тепло и жар салона я помню до сих пор, как и свой кайф от этого тепла!
Он тоже сел, молча термос достал из сумки с заднего сиденья, налил чай (с малиной!), сунул мне в руки, стащив варежки:
– Пей давай!
И злой такой был!
Сижу притихшая, пью офигенный вкусный горячий чай и просто тихо умираю от счастья.
Думаю: «Ну что ж… Ничего так, перед смертью хоть согреюсь и чая выпью, он вон, какой вкусный».
Он постоял немного, убедился, что я чашку эту железную с чаем не вылью на себя и руки держат, заводит машину, трогает вперёд и спрашивает:
– Ку-да те-бя вез-ти?!
Прям по слогам.
Я таращусь на него и чай прихлёбываю…
Потом опомнилась и просипела, как мышь:
– Селково… А вы меня точно убивать не будете?
Он аж щёки надул и громко выдохнул.
– Да что ж такое то! Я что, такой жуткий, что прям убийца мелких обмороженных девиц?!
А я ему:
– Ага… (Я не хотела так отвечать, оно само)
Он аж подпрыгнул от возмущения! Как рявкнет:
– Пей давай! Чай!
Я икнула и хлёб чай опять, громко так, пристыженно.
И едем.
Темно, фары горят, я хлебаю чай, ну знаете, с этим звуком, как с блюдечка, лицо-то у меня, правда, замёрзло жутко, и губы еле двигались, вот и сёрбала.
Таращусь на свет фар, и молчим. Он пыхтит, сопит, видно, что весь прям сердится, но молчит.
