– Ты еще не сварила кашу младшим? – визгливый голос маменьки ввинтился в уши, несмотря на натянутое на голову одеяло.
Надо бежать из дома. Тупая, выматывающая работа меня попросту сжирает. Маменька плодилась с завидной регулярностью и вешала весь выводок на меня. Сама занималась только собой и мужчинами, пропадая целыми неделями.
Сейчас на мне пятеро. Есть от чего сойти с ума! Если Гвель, младше меня на два года, старается и помогает мне, то близняшки Ким и Брюн, пятилетний Тим и двухлетняя Дина обожают нашу мамочку и стараются сделать все назло. Я ее ненавижу. Я не могу учиться, постоянно пропускаю школу, близняшки рвут тетради, не дают читать, прячут учебники, портят одежду. Тим не спит ночами, бегает и визжит, а Дина ломает и пачкает все, до чего дотянется.
В школе я сплю на уроках с открытыми глазами, не понимаю материал. Впрочем, все учителя давно убедились в моей бестолковости. Маменька, как-то появившись, откровенно сказала, что я тупая и ленивая, и заставить меня учиться невозможно. Да дали бы мне возможность хотя бы выспаться!
Но никто не верит, что детьми занимаюсь я одна. Все уверены, что маменька – просто отличная любящая многодетная мать. Как можно ей не поверить? Особенно ей удается трюк, когда хрустальные слезинки повисают на длинных ресницах, она картинно их вытирает кончиком белоснежного платка и всхлипывает так томно и музыкально, что все кругом уверяются в ее глубоких страданиях.
Эльфы не плодовиты? Скажите это моей маменьке! Она смесок, и так же блудлива, как ее папаша, сделавший ребенка, видимо, кошке-оборотню. Мы все рождены от разных отцов, и если Ким и Брюн унаследовали эльфийские ушки и могут посещать эльфийскую школу, то мне так не повезло. По сравнению с маменькой я груба и неудачна. Ошибка молодости, как она говорит.
Она стройна, несмотря на многочисленные роды, изящна, большие голубые глаза сияют, пухлые губки улыбаются, приоткрывая жемчужные зубки… Добавьте узкий носик, тонкие пальцы, не знающие тяжелой работы, золотистые волосы, спадающие тяжелой волной до поясницы, и вы поймете желание любого самца в округе прикоснуться к этой красоте. Прикасаются не только руками, каждый любовник – единственный и неповторимый, а мне на руки падает очередной пищащий сверток.
Эльфы обожают детей? Они их обожают делать, но никак не растить, воспитывать, лечить или учить. И тем более невозможно представить мою маменьку рядом с корытом, полных вонючих мокнущих пеленок или у плиты. Пеленки воняют, а от печи жар, способный испортить ее нежную кожу!
Она просто паразит на моей шее, присосавшийся ко мне. Как мерзкие твари, по ошибке именуемые моими братьями и сестрами. Братская любовь – это умение ухватить кусок пирога первым. Близняшки нахватались в своей школе снобизма и презирают «круглоухих». Тим глуп и агрессивен, а Дина отлично чувствует, куда ветер дует в нашей семейке и не любит меня инстинктивно, подражая остальным. Как раньше говорили, прислуга «за все»? Вот это я и есть. И мне надоело.
Стирать, готовить и убирать можно и на чужих, получая при этом жалованье. Жду только окончания занятий в школе. Неграмотная прислуга никому не нужна, бесплатное начальное образование обязательно для всех в нашем королевстве. К тому же, в отличие от маменьки, я некрасива. Волосы жидкие и темные, глаза маленькие и карие, нос курносый, а рот слишком большой. «Как у жабы», – говорит Брюн и заливисто смеется. Посмотрим, как она будет смеяться, когда мамаша подарит ей нового братца или сестру. Судя по поплывшей талии маменьки, ждать осталось недолго.
Что же до моей внешности, так для ревнивых хозяек некрасивая служанка – дар богов. Помимо прочих достоинств у меня широкая кость, я тощая, мосластая, на удивление сильная, да и ростом удалась в папочку. То ли орка, то ли тролля, маменька не удосужилась уточнить. Как эльфийка могла связаться с орком или троллем – другой вопрос, не ко мне.
Маменька искала большую чистую любовь, а нас воспитывала бабушка Магда. Она умерла, когда мне стукнуло десять, и тогда мое детство кончилось. Растерянный Гвель, неуправляемые трехлетние близняшки оказались на моих руках. Мамаша похороны бабушки пропустила, потому что поехала к Лиловому морю с очередным любовником.
Из путешествия она привезла кучу грязной одежды и Тима. Его папаша-оборотень тщательно обнюхал младенца и заявил, что дитя, лишенное зверя, никогда не заинтересует его стаю. Больше связываться с маменькой он не стал, ему нужны были породистые дети. Скоро он женился. Маменька показательно рыдала целый день. А через неделю к нам стал захаживать здоровущий наг. Каждый раз, когда Дина кусается, я боюсь, что умру от яда, наги ядовиты с рождения. Но вроде бы она пошла в эльфийскую породу, если я до сих пор жива.
Я действовала абсолютно машинально, размешивая жидкую кашу, накрывая на стол, накладывая кашу в тарелки, не обращая внимания на орущих близнецов и Тима. Маменька тоже соизволила подняться к завтраку, хотя вернулась почти на рассвете. И даю руку на отсечение, она сейчас выглядела лучше, чем я! Немного бледной, но все равно прекрасной. Благородной дамой. Я же, с темными кругами под глазами, трясущимися руками, тусклым взглядом и бескровными губами, имела право только прислуживать. Хоть бы вкусненького чего принесла со своей вечеринки, мамаша! И нечего крутить носом над кашей, пирожных не будет! Каша хотя бы на молоке, уже хорошо.
– Тоди, что с тобой? – коснулся моей руки Гвель.
– Уродина! Глухомань! – запрыгали близняшки, изощряясь в остроумии.
Я моргнула, с трудом возвращаясь в реальность.
– Тоди, я дала соседу согласие, он уже выплатил аванс, – скривилась маменька. – Так что пойдешь к нему и будешь ходить, пока не понесешь.
Аванс? А на дрова хватит? Починку охлаждающего кухонного амулета? У Гвеля ботинки просят каши… что?
– Понесу? – тупо переспросила я, не веря ушам. О чем она говорит? У гера Тре́маса имеется супруга, пышнотелая лея Споли́тта, которая ведет его торговые дела железной рукой.
– Лея Сполитта бесплодна, а гер Тремас уже не молод, – закатила глаза маменька. – Ты здорова, родишь им ребенка. Что неясного?
Я открыла рот и снова закрыла. Кажется, говорить о том, что гер Тремас стар и безобразен, что от него воняет псиной, бесполезно.
– Сколько он заплатил? – спросила непослушными губами.
– Какая тебе разница? – фыркнула маменька. – Я уже потратила эти деньги. Ах, какой замечательный зеленый бархат привез в свою лавку гер Алледо́н! У меня будет к началу лета чудесное платье! Лея Самира вяжет мне шазю́бль1, равного которому ни у кого не будет!
– Неужели ребенок стоит всего одно платье? – не могла не спросить я.