С сопки открывался вид на Мурманский порт. Баржа с углем медленно подползала по реке в зону разгрузки. Пестрели портовые краны. На вечном приколе стоял ледокол Ленин. Нежно зеленели сопки на противоположном берегу Туломы. Гудел клаксонами автомобильный мост на горизонте. Низкое лазорево-синее небо с редкими перышками облаков опрокинулось в воду и поблескивало солнечными искрами. А за спиной высился монумент защитникам Заполярья, в народе просто Алеша, внимательно глядящий в сторону неприятеля.
Хорошо.
Борис любил приходить на сопку у подножья монумента. Несмотря на бегунов и собачников, тоже облюбовавших самую высокую точку города, здесь он чувствовал себя единственным человеком на земле.
Это ощущение щекотало нервы, будоражило воображение и пробуждало смутно-сладкие образы давно минувшего прошлого. Боря любил эти странные видения и побаивался одновременно. Не зря побаивался.
Боря Рубанов. Обычный мальчик из обычной семьи. Грезивший холодным морем. Как и все сверстники в Мурманске, с детства мечтал быть моряком, уходить на атомных ледоколах к Северному полюсу и возвращаться на берег, где его ждет любимая… Но прагматизм родителей и неудачно посаженное компьютерными играми зрение довели парня до прикладной математики в Мурманском Арктическом Университете.
Уже три года Борис наблюдал, как школьные друзья покоряли основы навигации, давали подписки о неразглашении и проходили практику на настоящих кораблях атомного флота. Он же корпел над формулами, учился программированию, с головой зарывался в сложные коды и выбирался на студенческие тусовки. Словом, вел нормальную жизнь молодого парня.
Но сейчас на улице стояла середина июня. Солнце ни на секунду не пряталось за горизонт, воздух напитывался настоящим летним теплом, но по-прежнему пах весной, цветущими рябинами, нежной пыльцой дерена и углем. Боря собирался отправиться летом на подработку. Студент-третьекурсник, досрочно закрывший сессию с двумя автоматами, последовал за менее успешными одногруппниками и вместо практики в университете договорился разгружать уголь в порту. Но до начала тяжелых физических испытаний, суливших настоящее мужское время препровождение и парочку дополнительных сантиметров к бицепсам, оставалось две недели.
Борис уставился вдаль на искрящуюся воду. Еще несколько дней назад он предвкушал время свободы перед работой в порту и намеревался съездить в Териберку. Прогуляться по берегу Баренцева моря. Побродить по заповеднику. Постоять на краю водопада. Попить звеняще-прозрачной воды из озера. Да что там, взять палатку! И уйти в поход на три дня. Обойти весь заповедник. А может быть, найти сумасшедшего экскурсовода и отправиться на полуостров Рыбачий. Туда, где Земля больше похожа на Марс.
Парень вздохнул скорее по привычке, чем по необходимости. Суждено ли теперь сбыться этим планам? Что вообще теперь будет? От тревожных мыслей и накатывающей паники сердце должно было ускорить ритм. Если бы не одно но. Сердцу было все равно. Оно не билось. Боря был мертв уже три дня.
Утро три дня назад было самым обычным. Ясным, пьяняще свежим. С чрезмерно ранним подъемом – солнце слепило сквозь распахнутые окна и мешало спать.
Боря лениво потянулся и продолжил валяться в кровати. Разглядывал, как в солнечных лучах танцуют пылинки, и думал, что неплохо бы убрать в своей комнате. Черные джинсы валялись прямо в центре паласа, футболка с лаконичным изображением спортивного бренда свисала с подлокотника компьютерного кресла, на сиденье лежала скомканная балахонистая темно-зеленая толстовка. Стопка книг накренилась и грозилась упасть со стола, огромные наушники валялись поверх запыленной клавиатуры, и из них орал тяжелый рок. Плакаты с анимешными героями из недавнего детства все еще висели на стенах в компании групповой фотографии друзей с прошлого Бориного дня рождения.
Парень лениво перевернулся на другой бок и решил, что уборка подождет еще денек. В конце концов, ему уже двадцать. Сколько осталось вот так свободно жить в своей комнате, завтракать маминой фирменной яичницей и предупреждать, что придет поздно? Вдруг он сегодня влюбится, и следующее лето встретит в компании жены в съемной квартире, которую придется убирать самому?
Наслаждаться полной свободой молодого парня без забот и обязательств Боре действительно оставалось недолго. Вот только причина была вовсе не в женитьбе и не в съемной квартире. Хотя без любви, конечно, не обошлось.
Борис еще немного повалялся без дела, попытался снова уснуть, но бьющий прямо в глаза луч солнца был против. Парень сполз с кровати, натянул вчерашнюю футболку на поджарый торс, предварительно обнюхав ее на предмет свежести и остатков вчерашних сигарет «за компанию». Впрыгнул в джинсы и отправился в ванну.
Все же двадцать лет – отличный возраст. Что бы ты вчера ни делал, утром ты бодр, весел, красив и даже вполне популярен у девушек. Борис это понимал, но не умел до конца оценить. Он брызнул на лицо холодной водой и вскользь пробежал глазами по зеркалу. В нем отражался белобрысый в рыжину парень, с взлохмаченным отросшим ежиком волос, огромными зелеными глазами и длинными пушистыми ресницами. На узкую переносицу парень нацепил очки в модной широкой оправе, и отражение приобрело четкость.
Боря провел ладонью по колючему подбородку и решил, что сойдет и так. Встречу с потенциальной девушкой он назначил на вечер, а прогуляться до сопки можно и небритым.
На залитой солнечным светом кухне его по старинке ждала записка от мамы с подробным рассказом о том, что взрослый парень должен поесть на завтрак и обед. Боря хмыкнул, достал из холодильника холодное молоко и сделал пару жадных глотков. Мамиными указаниями он, конечно, пренебрег. Хотя стряпню профессиональной поварихи искренне ценил. Дело было исключительно в задержавшемся на несколько лет подростковом бунте.
Борис сбежал с пятого этажа по лестнице, захватил в кофейне внизу пол-литра латте в ядрено-зеленом стакане и бодро пошагал через Центральный парк в сторону сопки. Утренний Мурманск пах свежестью, угольной пылью и надеждой на длинное лето с никогда не уходящим за горизонт солнцем. Странное северное лето.
Дорога до сопки была выверена регулярными прогулками. Вид на расползшийся по холмам город, блестящую ленту реки и портовые краны запал в душу парня с самого детства, когда папа впервые привел его к памятнику Алеше, который окрестили так в честь созвучной песни. Тропинками через парк, потом по прямой, как стрела, улице. Несколько крутых лестниц вверх, петляя между военными мемориалами и парой церквей. Снова в парк и, наконец, по диковатой каменистой тропке наверх. К подножью гиганта-солдата.
