Глава первая. Солнце над Москвой.
Над старой Кремлевской площадью горел огненный солнечный глаз. Соединившись с линией горизонта, во все стороны раскинулось прозрачно – голубое небо с единственным беленьким и рваным облачным барашком. От солнца начинался летний день и зной, от которых на старой площади с раннего часа становилось, как в печке. Приехавшие из разных мест в столицу туристы с самого утра бестолково топтались по Кремлевской мостовой, задыхались от зноя, глазели по сторонам и ждали, когда начнут бить часы на Спасской башне и выйдет часовой, умеющий задирать прямым циркулем ногу, который никуда не уходил, а где – то ждал и появлялся как всегда пунктуально. Раз в полчаса, одновременно с боем Курантов
Бесстрастный часовой появлялся и проходил по прямой дорожке. Пока он шел, топтание на короткое время прекращалось, обливающиеся потом, самые разные туристы собирались в группы, чтобы поглядеть на часового, который смотрел вперед, нес перед собой оружие и исчезал на время, ожидая своего выхода.
Туристы снова начинали топтаться взад – вперед, и опять дождались, когда высоко на башне начнут бить Куранты и опять появится часовой…
Тем временем солнечный глаз взмывал еще ввысь, становился ровно по центру, город вплоть до самого вечера накрывала жара, от которой плавился и вибрировал воздух, становясь, как плотный светлый колпак. Солнечный глаз разгорался еще ярче, покрыв Москву блестящей паутиной и светом, стремительно летящим без разбору во все стороны до самых дальних уголков…
Старое – старое солнце входило в полную силу и застывало над древним городом
И распускался невероятный солнечный июльский день..
Василисушка – Васенька – Краса – Писаная -Василечек – Ясно – Солнышко – Принцесса – Московских – Улиц.– Василиса тусовалась по окутанной зноем Москве с полудня. Выпила приготовленного на скорую руку в Московском закутке шустрыми китайцами кофе под лейблом « Утренняя роса» (Название сама придумала, и этикетку наклеила. Купила в ларьке склянку по дешевке, заварила и, отпив, сосредоточенно и долго глядела на остывающий напиток. А вечером вернулась с клейкой лентой и пачкой фломастеров. Подставив плотно закрытую банку под струю воды, тщательно отскребла старую этикетку и надписала розовым фломастером «Утренняя роса» на салатового цвета ленте, наклеила и, подождав для верности некоторое время, заварила. «Чего это ты?» – Спросил Витек. «Да… – неопределенно ответила Василиса. «Нет, ну, правда?» – Сказал Витек. «Так вкуснее, – проговорила Василиса, и с тех пор стала подписывать подозрительные банки по – новому). И пропала в пульсирующей столичной лаве.
Объявилась на Зубовском. Ровно напротив лотка с хот-догами.
На лотке отпечатанная на принтере приклеенная бумажка, на которой надпись столбиком «хот – дог.20 руб». Продавщица за майонезно-кетчуповым рядом завернула в булку землянистую мятую сосиску, вручила кому-то и уставилась на Василису..
«Тырят мясо!» – Подумала Василиса. – Продавщица и глазом не моргнула. – «Привыкла, – без злости огрызнулась не позавтракавшая, как обычно, Василиса и по свойственной ей привычке все анализировать, продолжила. – Свинство, конечно, но данное свинство не имеет ко мне отношения. Равно как и сосиски, и конвертируемые на эти сосиски денежные средства. Ибо моя платежеспособность – платежеспособность троллейбусного зайца… А вот интересно: во – первых, откуда взялся странный в данном случае с сосисками троллейбусный заяц? Во – вторых, в чем заключается свинство: в „тырят“ или в том, что я эту продавщицу совершенно заслуженно обматерила, а она и глазом не моргнула? А в – третьих…. Ответ на этот вопрос я знаю. Я бы эту сосиску есть стала, как это не неприятно», – вздохнула Василиса, отошла и остановилась, оглядывая окрестности, как и полагается всякому, имеющему внутреннюю, но не найденную пока во внешнем мире цель. Словом, тусовщику. Ее потянуло вниз, по Зубовскому. И быстро забыв о продавщицком хамстве, немясных сосисках и прочих неприятностях, она отправилась вперед, впечатлившись порывом.
Дойдя до троллейбусной остановки, Василиса задержалась, решив ехать на «пятерке», и осталась ждать троллейбус, для чего Василисе, которая вообще не любила ждать, понадобился весь запас имеющегося у нее терпения. «Ехать, разумеется, следует на Арбат… Не ясно, конечно, почему на Арбат… А куда еще ехать? На Выхино? Хотя по ощущениям мотивация неверная. А какая верная я не знаю. Пока. А вот и троллейбусный заяц!» – Обрадовалась она правильно угаданному троллейбусному зайцу, свидетельствующему о наличии у нее пророческих способностей. От этого у нее несколько поднялось настроение, и она уверенно вошла в среднюю дверь, игнорируя билетный компостер и очередь, послушно идущую в переднюю, почему – то не остановленная водителем. «И чего они все такие послушные? Если капитализм, так хоть как минимум чисто должно быть. Лично я бы за этакое платить не стала, заяц там или не заяц!» – Возмутилась Василиса, разглядывая послушных пассажиров и имея ввиду метафору, родившуюся у лотка с сосисками. Выйдя у Арбата, она свернула в сторону Александровского Сада и, чуть помедлив на выходе из тоннеля и исполнившись ленивой и радостной неги, пошла по площадке Александровского сада, насквозь, к Охотному, разглядывая заполненные лавочки, Кремлевскую стену, зеленые деревья, небо ярко голубое расцвеченное солнцем и вообще, глядя по сторонам просто так. Дошла до какой – то лужайки и остановилась, заинтересовавшись, впрочем, пока толком не зная, в чем состоит интерес. Просто увидела и остановилась.
Под развесистой блестящей листвой прямо на траве сидели парень и девушка, держась за руки. У девушки лоб был перевязан веревочкой с бусинками, рядом на траве большая холщовая сумка и плетеные сандалии. Парень в рубахе – балахоне. Сумка и точно такие же сандалии на траве рядом. «Как близнецы», – подумала Василиса, и отошла несколько в сторону, чтобы не чувствовать себя неудобно. Парень и девушка смотрели ввысь и молчали, как блаженные. Казалось, звонкое небо вот – вот накроет их с головой, и они исчезнут в бездонной расцвеченной солнцем синеве. Василиса показалось, что они не боятся этого, а наоборот, хотят и были бы очень этому рады. Парень потянул девушку к себе, она обернулась, и волосы вспыхнули на солнце, как нимб. Она что – то ему сказала, они тихонько засмеялись, потом замолчали и стали смотреть ввысь, прямо на солнце.
Василиса отошла и закурила от волнения. « Это же надо! Такое вот счастье в центре города, босиком по траве и смотрят по привычке ввысь, минуя все на свете, кроме этого самого важного прекрасного безграничного чуда, будто и впрямь они оттуда». С этим и шла до самой чугунной решетки на выходе. Медленно, боясь утратить, наконец, найденное.
