© Виктор Чепой, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Это было очень давно. Один властитель задумал создать гигантские песочные часы, которые будут отмерять время его правления. Песок он задумал брать из пустыни, что лежала к северу от столицы. Он даже хотел опустошить пустыню, лишить ее песка. Он не хотел знать – насколько пустыня была велика.
Караваны свезли песок из пустыни. Раньше на верблюдах везли мешки с солью и пряностями, а теперь песок. Огромные песочные часы были сооружены в центре столицы. Ради этого разрушили храм местного божка. «Теперь время – наш бог», – сказал властитель.
Прежде чем засыпать песок, в часы опустили десятки пленников. Затем на них высыпали тонны песка. Песок падал вниз, и через некоторое время поглотил всех пленников. «Пройдет время, и нас забудут также как этих пленников… Мы также пленники времени», – любил говаривать властитель.
Песочные часы отмеряли десятилетия. И их не пришлось переворачивать. Властитель был свергнут, а часы разрушены. А спустя века пустыня поглотила город.
Рядом с местом моей работы находится сельский стадион. Он небольшой. Его кругом обежать – не проблема. После работы я обычно делаю круг вокруг футбольного поля. Затем еще несколько кругов иду быстрым шагом.
Зимой на стадионе никого не было. Я бегал в одиночестве и видел лишь собачьи следы на снегу.
Я взял отпуск. Но планам поехать на море помешал финансовый кризис. И вот я бегаю по два круга, а скоро буду бегать и по три.
Этот сон мне приснился в одну из тех снежных ночей, которые кажутся какими-то необычайно теплыми.
Я был один дома. Пил красное шампанское и смотрел на засыхавшую елку. Так и уснул.
И приснилось мне, что стою я посреди площади один одинешенек, а вокруг меня танки. Они движутся на меня. Я хочу убежать, но не могу пошевелиться. А танки все движутся на меня со всех сторон. Я кричу, но не просыпаюсь. Я раздавлен танком, но не просыпаюсь. Я роняю бутылку шампанского и тут же просыпаюсь.
Мы с Джимми поехали к морю. Очистить себя от кислотных дождей.
Было тепло и слегка тревожно. Мы залезли в морскую воду молочного цвета и рассыпались на тысячи частей. Вода вынесла нас на берег. Мы стали тысячами песчинок на пляже.
Было очень необычно ощущать, как на тебе лежит влюбленная пара, как дети лепят из тебя фигурки.
Со временем разноцветный песок покрыл весь пляж.
Город шумел, гудел, а она наслаждалась журчанием воды. Она принимала ванну днем. Вода журчала, и пузырьки в это время наполнили ее ванну. Они лопались и снова появлялись, лопались и снова появлялись.
Я смотрел на пузырьки сквозь замочную скважину. Я не мог оторваться от появления и исчезновения пузырьков. «Девочка, я это чувствую!» До меня доносился рев улицы, а за дверью лопались пузырьки. Но и появлялись снова.
Я позвонил в дверь. Звонок у нее был в ванной, а не в коридоре как обычно. Она не открыла. Тогда я решил стать пузырьком: округлился, наполнился и лопнул на ее теле. Но и появился снова.
Ты с обложки улыбаешься мне? Ты, сучка, с обложки глянцевого журнала улыбаешься мне? Да как ты можешь после всего того, что было! Во-первых, я не купил предыдущий выпуск журнала. Во-вторых, я тебя редко видел до этого. В-третьих, ты мне не звонила. И как ты можешь улыбаться мне своей звонкой улыбкой?! Ты никогда не давала мне денег. Ты только дарила смешную улыбку. И в середине чаепития я брошу журнал на пол.
Человека без улыбки я видел, допустим, грустного и вялого. А вот улыбку без человека я увидел только сейчас. Точнее, только сейчас, когда ты улыбнулась мне с обложки глянцевого журнала, я понял, что вижу только улыбку, улыбку без человека. Улыбку типа «смайлик». Ты улыбаешься мне как смайлик. Ты никогда не давала мне денег. Ты только продала смешную улыбку. И в середине банкета ты уедешь домой.
Покроется небо пылинками звезд,
И выгнутся ветви упруго…
Тебя я услышу за тысячу верст,
Мы – эхо, мы – эхо,
Мы – долгое эхо друг друга.
Мы – эхо, мы – эхо
– Ежи-ик!
– Лоша-адка!
– Ежик, ты от меня далеко и кругом туман! Знай, что нам объявили войну!
– Лошадка, я пойду на войну! Лошадка, если я погибну, считай меня коммунистом, а если останусь жив, то я еще подумаю. Есть вариант остаться беспартийным.
– Ежик, войны не будет из-за тумана!
– Лошадка, ты стоишь на краю пропасти!
Лошадка любила Ежика. Но туман помешал не только войне, но и любви.
– Ежик, я давно хотела тебе сказать: Мари полюби…
– Лоша-а-а-адка, нет! Ты упала прямо в пропасть! Не-е-ет!
– Ежик, если я погибла, считай себя коммунистом!
Жил рыбак с охотником у самого синего моря. Рыбак с охотником были сладкой, сладенькой парочкой. Они жили в уютном бунгало три месяца в году. Рыбак ловил сетями рыбу, а охотник охотился на дичь.
Раз рыбак закинул сеть в море – пришла сеть с одною тиной. Другой раз закинул сеть – пришла сеть с ламинарией. В третий раз закинул он сеть – пришла сеть с одной рыбкой. Непростая была это рыбка, а язь, здоровенный, здоровенный ЯААЗЬ!!! золотая. «Отпусти меня в море!» – взмолилась рыбка по-французски. «Дорогой за себя дам выкуп. Что желаете?». Удивился рыбак, испугался. Многие годы он ловил и карпов и окуней, а вот говорящих рыб ловить ему не доводилось. «Не надо мне ничего от тебя. Плыви себе в море-окиян!» – промолвил рыбак и отпустил рыбку.
Воротился рыбак к охотнику, рассказал ему великое чудо. «Я сегодня поймал было рыбку. Золотую рыбку, не простую. По-нашему говорила рыбка, домой в море синее просилась. Дорогою ценою откупалась: откупалась, чем только пожелаю. Не посмел я взять с нее выкуп; так пустил ее в синее море». Охотник рыбака забранил: «Дурак ты! Гринписовец недоделанный! Хоть бы взял с нее пушку с ядрами, я бы из пушки на дичь охотился».
Вот пошел рыбак к синему морю. Видит, – море слегка разыгралось. Стал он кликать золотую рыбку, приплыла к нему рыбка и спросила: «Чего тебе надобно?». Ей с поклоном рыбак отвечает: «Смилуйся, государыня рыбка, разбранил меня мой охотник. Не дает мне покою: Надобна ему пушка с ядрами». Отвечает золотая рыбка: «Не печалься, ступай себе с богом, будет вам пушка».
Воротился рыбак к охотнику и видит, что тот стреляет из пушки по воробьям. Воробьи присаживаются и гадят на летящие ядра, и звонко чирикают – смеются, надо полагать. Еще пуще охотник бранится: «Дурачина ты, простофиля! Выпросил пушку! Бессмысленное это занятие – стрелять из пушки по воробьям. Воротись, поклонись рыбке. Не хочу быть охотником, хочу быть абсолютным монархом, чтобы всем говорить, что Государство – это я».
Пошел рыбак к синему морю. (Неспокойно синее море). Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила: «Чего тебе?». Ей с поклоном рыбак отвечает: «Смилуйся, государыня рыбка! Пуще прежнего охотник вздурил, уж не хочет быть он охотником, хочет быть абсолютным монархом, самодержцем». Отвечает золотая рыбка: «L’Etat c’est moi. Все понятно! Не печалься, ступай себе с богом».
