© Андрей Татур, 2023
ISBN 978-5-0062-0601-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Я на тебя смотрю сквозь веки
и сквозь века смотрю, сквозь сон,
сквозь тишину в библиотеке,
смотрю сквозь звуки в унисон.
Мы, как одно – неразделимы
с тобой насквозь и вскользь, и вдоль,
мы – чей-то замысел незримый,
универсальный код, пароль.
И ты смотри, впивайся взглядом
в меня поглубже, не жалей,
мы пьём с тобой из чаши с ядом
и не становимся хмельней.
Смотри пытливо и наивно,
смотри сквозь ночь и сквозь зарю,
не забывай, что безотрывно
я тоже
на тебя
смотрю.
Если хочешь, мы прыгнем вместе
и коснёмся самого дна.
Я с тобою открыт и честен,
не подумай, что ты должна
безотказно молчать и слушать,
и покорно кивать головой —
мне не станет от этого лучше.
Я начну ненавидеть свой
монотонный скрипучий голос,
заполняющий пустоту,
и как будто бы сотни иголок
хаотично пронзают во рту
мой язык и охрипшее горло,
боль взаимно питает страх
и дыхание в лёгких спёрло,
кислород превращая в прах.
Отрицай, отрекайся от лести
и на равных со мною дыши.
Если хочешь, поднимемся вместе
и коснёмся самых вершин.
Обними меня крепко за плечи,
утверди надо мной свою власть.
Мне так трудно от встречи до встречи
в бездну будничных дней не упасть.
В повседневной и вязкой рутине
я боюсь провалиться и сгнить.
Если ты Афродита, богиня, —
не позволишь меня погубить.
Не хочу никаких передышек,
только рядом и только вперёд.
Я надеюсь, ты это услышишь,
я надеюсь, тебя проберёт
до мурашек, до кончиков пальцев
так, чтоб пульс участился вдруг.
Я мечтаю прийти и остаться
в сокровенном кольце твоих рук.
не жалея себя, мы спасали друг друга.
иногда из последних оставшихся сил.
над посадочной долго носились по кругу,
потому что заклинило напрочь шасси.
потому что не ждали нас, точно не ждали.
вдоль посадочной, вспыхнув, погасли огни.
мы по кругу летали, летали, летали,
слепо веря, что снова зажгутся они.
но вокруг темнота – королева предательств.
мы, смирившись с коварным нашествием тьмы,
уверяли себя, что горючего хватит.
но исчезли с радаров в начале зимы.
Мы расстаёмся. Нелегко
порвать бессмысленные путы.
И где-то колет глубоко,
тяну последние минуты.
Дрожу всем телом. Решено —
нам не дана любовь до гроба.
Мы не на сцене, не в кино —
нельзя на чувствах ставить пробу.
Пусть всё закончится сейчас
(нет, нет, постой, ещё немного).
Огонь наш вспыхнул и погас —
следы на память от ожогов.
Струится дождь… Его поток,
смывает отпечатки судеб.
Я ухожу и знаю, что
другой такой уже не будет.
ждёт удача, ждут километры,
ждут меня степи, тайга, океан.
я выдвигаюсь – трубите ветры,
рвите в клочья густой туман!
вроде впервые, но всё так знакомо,
как на ладони – земной простор.
будут спуски и будут подъёмы,
будут лавины с заснеженных гор.
сравнивать я не имею права
мир за стенами и вне стен.
я покинул спокойную гавань
не за этим и не за тем,
чтобы складывать «за» и «против»
и надеяться на «кажись».
в этом бешеном круговороте
ты не забудь, за меня помолись.
пусть на своей неказистой шкуре
я испытаю страшнейшую боль.
только разлука, страшнее бури
и беспощадней,
разлука с тобой.
не отпускай мою ладонь, постой,
сожми её, сожми ещё сильнее,
пока ты держишь руку – я живой,
как только ты отпустишь – омертвею.
быть может, по прошествии веков,
когда растают восковые льдины
и время будет сыпаться песком
сквозь узкое отверстие рутины,
я наслажусь до одури тобой.
не отпускай ладонь, позволь согреться.
пока ты держишь руку – я живой,
пока ты держишь руку – бьётся сердце.
пробираюсь дорогой заснеженной,
а вокруг – то ли свет, то ли тьма,
воет вьюга и лает бешено
на людей, на авто, на дома.
надрывается так неистово,
а ещё, с полчаса назад,
беззаботно ветер насвистывал
и за первым углом исчезал.
а теперь вот, как острыми иглами
он пронзает опять и опять,
рассекретил иксы и игреки,
повернул наше время вспять.
добираюсь, будто контуженный,
так приветливо окна горят!
ровно в десять ОНА ждёт к ужину.
тридцать первое декабря.
Вставая перед прошлым на колени,
я не могу не думать о тебе.
Ведь там, в окне, мелькают наши тени,
наперекор изменчивой судьбе.
Заточены в житейских казематах,
смирились с продолжительностью дней,
они совсем ни в чём не виноваты,
но контуры становятся бледней.
Отчётливы они при лунном свете,
совсем неразличимы в свете дня.
В окно стучит, поскрипывает ветер,
пытаясь дотянуться до огня
свечи, что за стеклом трепещет молча
и дарит нашим теням полумрак,
и рожицы упрямцу-ветру корчит
лукавый огонёчек до утра.
Смотрю в окно притихшего вагона,
пытаюсь как-то оправдать побег.
Но рвутся из груди глухие стоны —
я не могу не думать о тебе.
всё разлетелось в пух и прах.
но, знаешь, стало как-то легче.
и не валялся я в ногах,
и не хватал тебя за плечи,
чтоб удержать, остановить,
всё решено за две минуты.
осталось вычеркнуть, забыть,
чтобы очиститься,
как будто
я вдруг гармонии достиг
с самим собой, в тибетском храме.
наметил новые пути
и занимаюсь оригами.
вокруг покой и тишина,
я наслаждаюсь совершенством.
не исчерпать его до дна —
какое райское блаженство!
мои видения чисты
и я в них искренне поверил.
но ты развеяла мечты,
как следует, бабахнув дверью.
Без оглядки беги, отбивайся
от любви нашей жадной и цепкой
и не бойся ей нос расквасить,
раз решила – бей больно и крепко.
Вырывайся, как можешь из плена
раздражающих воспоминаний,
без оглядки беги, сирены
верещат пусть до спазмов в гортани.
Убегай, я собою прикрою,
прыгай вниз и плыви по теченью,
убегай, ну а что за спиною —
не имеет уже значенья.
Там мы были незваные гости,
нас скормили друг другу насильно
и любовь встала в горле костью.
Сотый дубль.
Конец фильма.
Сойти с ума – единственный мой выход,
себя в бреду трёхмерном застрелить,
