Пролог,
в котором инженер Алоиз Холь становится первым
Весь Герметикон знает, что такое Пустота.
Ни один человек во всем Герметиконе понятия не имеет, что такое Пустота.
Так было всегда и так, наверное, скоро не будет – ведь наука идет вперёд, – но пока Пустота являет собой великую тайну.
Что она? Пространство? Время? Прочнейший барьер или дырка в заборе? Мир? Отсутствие мира? Философы задавались вопросом: Пустота первозданна или же бессмысленна? Мёртвая или скрывающая жизнь? Дикая или разумная? Поэты искали соль её, представляя то Хаосом, то Высшим Порядком, недоступным пониманию простых смертных. А вот для прагматичных цепарей Пустота всегда была дорогой, пройденным или непройденным путём, а ещё – преодолением.
Именно так: преодолением.
Пустота заполняла огромные расстояния, отделяющие миры друг от друга, но цеппели покрывали их за считаные минуты. Или не покрывали, потому что Пустота не стеснялась брать кровавый налог за удивительную возможность прыгать от звезды к звезде. И именно поэтому Пустота была для цепарей Преодолением, короткой, но ожесточённой схваткой с тем, чего нет, ради того, чтобы сделать шаг. Преодолением себя, потому что ощущение Бесконечности, прячущейся за хрупкой обшивкой цеппелей, с головой накрывало путешественников невообразимым ужасом. Преодолением железа, потому что сверхнадёжные, не дающие сбоев астринги соседствовали с обыкновенной техникой и помещались внутри капризных цеппелей, корпус которых могло попросту разорвать действующими в переходе силами. Преодолением страшных Знаков, способных свести с ума, а то и уничтожить и экипаж, и корабль.
Преодолением всего.
Каждый переход – а ежедневно их в Герметиконе совершались тысячи – становился для цепарей и пассажиров игрой по самой высокой ставке, и потому вызывал изумление тот факт, что целенаправленным, систематическим изучением Пустоты занималось мизерное число энтузиастов от науки. Словно крупнейшие университеты сговорились не обращать внимания на то, чего якобы нет. Словно не волновала и не вдохновляла их Великая Пустошь, пронзённая стрелами межпланетных переходов.
Словно не имела она значения.
Лучше всех в Герметиконе Пустоту знали астрологи – штурманы цеппелей и пилоты астрингов, – ведущие своих спутников от звезды к звезде. Астрологи видели то, что остальные лишь ощущали, бесстрашно ныряли в Пустоту, пропитывались ею и… и потому, наверное, пятая часть из них кончала жизнь самоубийством в течение первой полусотни переходов. Остальные держались, однако зачастую общаться с ними могли исключительно коллеги – слишком уж прихотливыми и неясными становились мысли пилотов Пустоты, слишком похожими на бред… Но самое главное заключалось в том, что, даже проваливаясь в Пустоту, астрологи оставались внутри цеппелей, пропитывались ею, но не осязали, и именно этот факт категорически не устраивал Алоиза Холя, именно это обстоятельство знаменитый луегарский инженер вознамерился победить.
– Ещё не поздно взять назад.
– Ни за что!
– Упрямец.
– Да, это так, Вениамин, и я этим горжусь.
Невысокий, бритый наголо мужчина с маленьким и довольно красивым для мужчины лицом, которое окаймляла короткая густая борода, покачал головой, однако настаивать не стал, знал, что бесполезно. Особенно сейчас бесполезно, когда до начала эксперимента оставались считаные минуты. При этом Вениамин искренне не понимал, зачем взрослый, не поймавший Знак мужчина собирается самолично идти в Пустоту, вместо того чтобы отправить в столь рискованное предприятие помощников. Не понимал, но давно решил для себя, что Холь слегка чокнутый, и тем объяснял многие поступки инженера.
– Но я считаю своё упрямство настойчивостью.
Бородач скорчил быструю гримасу, как будто произнёс отчётливо: «Я сделал всё, что мог», и шагнул в сторону, уступив место ослепительно красивой женщине лет двадцати двух – двадцати трёх, не более, с густыми каштановыми волосами и огромными зелёными глазами.
– Алоиз, пожалуйста… – Артемида Холь верила в мужа, но полностью разделяла мнение Вениамина насчёт правильного использования помощников. – Подумай, что ты значишь для науки.
– Дорогая, уже слишком поздно.
– Я говорила с астрологом: мы можем перенести старт на два часа. За это время ты сможешь подогнать костюм под размер Тогледо…
– Не вижу необходимости.
– Ты сильно рискуешь.
– Не более, чем все мы, отправляясь в переход. К тому же не будем забывать, что с технической точки зрения я остаюсь на корабле.
– Алоиз!
Нервные нотки в голосе жены подействовали: инженер прервал своё занятие – с помощью трёх помощников он облачался в хитроумный скафандр, – протянул к Артемиде правую руку и проникновенно произнёс:
– Я хочу быть первым.
Помощники закончили снаряжать эту руку Алоиза, и перед лицом женщины появилась не тёплая человеческая рука, а она же, облачённая в грубую, но гибкую защиту и герметично соединённую с ней перчатку.
– Зачем?
– Потому что это естественное желание. – Тело Холя уже скрывал жёсткий корпус изобретённого им устройства, поэтому пожать плечами он не смог, однако выражение лица изобразил такое, что супруга инженера почувствовала жест, не увидев его. И растерянно спросила:
– А что делать мне?
– Верить в меня.
Артемида судорожно вздохнула, и вздох оказался удивительно похож на всхлип. Вениамин попытался взять женщину за руку, однако синьора Холь уклонилась от молчаливого выражения поддержки весьма решительным, резким и не укрывшимся от Алоиза жестом. Впрочем, комментировать короткую сцену инженер не стал: он прекрасно знал, как жена относится к его свояку.
– Я в тебя верю, – тихо сказала Артемида, легко прикасаясь к толстой перчатке.
– И это многое для меня значит. – Почти полностью облачённый, он мог прикоснуться к любимой только взглядом и потому постарался вложить в него всю нежность, на какую был способен. – Я справлюсь.
– Алоиз… Ты всегда будешь моим героем.
– И я не устану подтверждать, что ты не ошибаешься.
– Пусть не сегодня.
– Сегодня – обязательно. – Холь посмотрел на помощников, заканчивающих возиться с внешней оболочкой «пустотного костюма», на верного Тогледо, внимательно следящего за каждым их жестом, подмигнул Вениамину, после чего вновь устремил взгляд на Артемиду: – Я не военный, поэтому не могу победить в войне. Я не политик и не способен прославиться на поприще государственной деятельности. Я – ученый. И хочу быть первым здесь, на своём месте.
– И готов рискнуть жизнью? – не выдержал Вениамин.
– А как ещё можно стать первым?
И правильный ответный вопрос заставил бородача признать:
– Больше никак. – Он хорошо знал ключевое правило похода на вершину. – Другого пути нет.
