Часть I
Почин
Полдень. Самое пекло. Оставляя за собой облако пыли, к реке подошла на рысях сотня всадников. Все в полном боевом облачении, оружные. Не иначе, стереглись нежданного наскока ворога. Хотя, откуда здесь кому взяться? Укрыться-то негде. Вокруг, сколько хватало глаз, простиралась ровная как стол, иссушенная зноем степь. По всему окоёму никого-ничего. Лишь круто спускающиеся к воде берега покрывала сочная трава да кой-где кустарник, но там для засады место не больно-то подходящее.
Коль судить по обличью, – кольчужным рубахам, шеломам и особливо по червлёным круглым щитам, перекинутым для удобства за спины, – конные были русами. Поперёд остальных, указуя дорогу, поспешал на неказистой низкорослой лошадёнке печенег или торк, по виду не разберёшь, а всё ж, малахай на голове и чешуйчатый доспех из сшитых внахлёст пластин задубелой воловьей кожи, выдавали в нём исконного сына степей.
Проводник вывел отряд прямиком к броду. По всему видать, они проделали долгий путь: и люди, и животные были изрядно утомлены, а помимо того, измучены жарой. Спустившись к реке и едва зайдя в неё по колено, лошади остановились и начали жадно пить. Наездники от них не отставали – спешившись, с не меньшим рвением стали утолять жажду, черпая воду кто шеломом, а кто и просто горстями. Напившись вволю, многие принялись со смехом обливать друг друга. Разрезвились, ну, чисто дети! Впрочем, они и впрямь были очень юны – старше двадцати никого, почитай, и не было.
Один из молодцев выбрался на противоположный берег. Глядя на него, кто таков, гадай – не угадаешь. По виду, обычный гридь, ни доспехом, ни оружьем от прочих неотличимый, разве что чуть годами поболе. А меж тем, то был сам Великий князь Киевский Святослав Игоревич. Скинув шелом и отерев мокрое лицо, он снисходительно взирал на происходящее в реке. При всё том, бдительности не терял: нет-нет да и обшаривал цепким взглядом всё окрест, благо видать далеко. Мало ли что…
В скорости к нему присоединился седоусый воевода Свенельд. Этот любому молодцу из дружины в отцы годился, а потому на забавы молодёжи внимания вовсе не обращал. Вместо того занялся делами обыденными: оправил у своего каурого оголовье, подтянул подпругу, осмотрел и ощупал бабки на задних ногах, после чего обратился к Святославу:
– Роздых бы коням дать, княже. Эвон сколь с утра отмахами.
То, что бывалый воин проявил заботу о лошадях, даже не помянув о людях, было в порядке вещей. Во всяком случае, князя это обстоятельство нимало не подивило. Оно и верно: человек, случись что, пусть сам о себе печалуется, а о тварях бессловесных порадеть надобно перво-наперво. Святослав, однако, с ответом не спешил. Поначалу сощурившись посмотрел на небо, потом перевёл взгляд на проводника, который тоже уж переправился на эту сторону и расположился чуть поодаль. Присев, как принято у кочевников, на корточки подле копыт лошади, он с отрешённым видом терпеливо ждал, когда будет велено вновь тронуться в путь.
– Покличь-ка вожатого! – приказал князь воеводе.
– Эй, бедженек! – громко окликнул проводника Свенельд.
Вожатый – теперь уж понятно, что был он всё ж из печенегов, – встрепенулся, и после того как воевода призывно махнул рукой, весьма резво вскочил на ноги и со всей возможной почтительность приблизился к князю.
– Спроси, сколь осталось пути до Атиля? – велел князь Свенельду, который знал по-печенежски.
Свенельд перевёл вопрос. Проводник, не задумываясь, ответил:
– Ики таш.
Воевода ненадолго задумался, пересчитывая в уме, чтоб князю толково разобъяснить.
– По-нашему поприщ* с десяток, – подытожил он.
Святослав кивнул.
– Авось, выдюжат лошади и без роздыха, – ответствовал он, наконец, на предложение воеводы и зычным голосом, чтоб все, кто ни есть услыхали, протяжно крикнул: – На-а ко-онь!
Приказ был выполнен беспрекословно и споро. Муть в реке не успела осесть, как отряд уж тронулся с места. Двигались прежним порядком: впереди вожатый-печенег, за ним князь с воеводой, следом остальные. Спору нет, сопровождавший дружину степняк места здешние знал отменно. Вёл без задержек, ловко огибая встречные старицы и пересекая вброд ерики, покуда вдалеке на небольшом всхолмлении не показалось вытянутое вдоль горизонта изжелта-бурое пятно, хорошо заметное на фоне синего неба.
Печенег, а за ним и вся сотня, остановились.
– Атиль! – обернувшись, сообщил князю проводник, тыча пальцем вперёд.
В потоке поднимавшегося от земли горячего воздуха, очертания стен
*Поприще – в данном случае старорусская путевая мера для измерения больших расстояний, ранний аналог версты.
словно бы дрожали, а сам град, казалось, парил над степным простором. С минуту люди молча созерцали эту необычную картину. Зрелище заворожило всех, но только не князя.
– Айда! – призывно выкрикнул Святослав, не желая попусту мешкать, и бросил коня с места в галоп. После вчерашнего разгрома козарской рати, учинённого им вкупе с примкнувшими к походу печенегами и торками, князь ни об чём ином, кроме как о захвате вожделенного Атиля, первейшего из градов Козарии, и не помышлял. Оттого-то и сорвался ныне с места ни свет ни заря с малым числом гридей, опередив основное войско. Знать, тешил себя надеждой на невиданно богатую добычу.
Слово князя – закон, и дружина, ничтоже сумняшеся, последовала за ним. По мере приближения опоясывающая град стена становилась словно бы всё выше и как бы сама уже стремительно надвигалась на конников. Несмотря на младость, все воины в отряде были опытные, не единожды в сече побывавшие и ко всему привычные. Они на скаку перекинули щиты на левое плечо и уставили копья, изготовившись к бою. Кто ведает, что через краткий миг станется? Гадать недосуг, а жди всякого, и будь, что будет. Однако Атиль встретил незваных гостей настежь распахнутыми вратами. Никто и не думал заступать пришельцам дорогу. Сразу за воротами раскинулся майдан. В иное время там толпился бы народ, но нынче торжища и в помине не было. Ни единого человека. Лишь кой-где мусор да лошадиный помёт.
Не задерживаясь на пустом майдане, отряд углубился в город, который словно бы вымер. Путь пролегал по узкой – двум телеги едва разъехаться – немощёной улице. По обеим сторонам её сплошной стеной тянулись убогие глинобитные домишки. И снова не случилось ни одного встречного: ни мужчины, ни женщины, ни ребёнка. Выскочив из рукотворной теснины, всадники очутились на берегу широкой протоки, через которую пролегал наплавной мост, ведущий к острову. На острове высилось массивное угловатое знание с плоской крышей. По краю оной выстроились в ряд непривычного вида ступенчатые зубцы.
Если городская стена и прочие постройки в граде были из самана, так здесь строитель не поскупился на заморскую плинфу. Помнится, княгиня Ольга, сетовала, дескать, плинфа та недешева. А уж она-то, матушка, доподлинно ведала, что по чём, потому как, принявши крещение, выписывала из Царьграда мастеров на возведение храма аккурат из той самой плинфы, вспомнилось Святославу. Само собой, ничем иным, окромя дворца хазарского владыки, это просто быть не могло.
