Я смотрю на дверь и жду, когда смогу в нее постучать.
Дверь обита дерматином, кое-где порванным. Как ни странно, дырки придают обивке некую основательность, некую укорененность в чем-то.
В затылок мне светит тусклая желтая лампочка.
Я уже замерз здесь стоять, на лестничной площадке «сталинки» в центре города.
Я стучу.
Щелкают замки, открывается дверь внутрь, в темную прихожую. В темной прихожей бледное лицо моего друга.
– Что вы решили? – спрашиваю я, чуть не стуча зубами. Замерз.
– Выйди, – говорит он.
Она выходит из комнаты, замирает позади него. Темно, я не вижу ее лица.
– Скажи ему.
– Мы решили остаться вместе, – говорит она.
– Ты уверена?
– Да.
– Я больше не приду сюда, – говорю я, чувствуя себя полным идиотом. – Никогда. Ты же понимаешь это?
– Да. Мы решили.
Вот и все. Можно уходить. Ноги не держат, и, спустившись на этаж, я вынужден сесть на ступеньки. Руки свисают между колен. Я горблюсь. Тяжело дышать. Это пройдет.
Я выхожу из подъезда в тихий двор-колодец, прохожу аркой и оказываюсь в сверкающем огнями центре. Мимо идут люди, компаниями и поодиночке, снуют машины, близко и далеко горят фонари.
Я стою на автобусной остановке, среди старушек и студентов. Рядом тормозит автомобиль. С пассажирского сиденья выбирается крепкий парень в кожаной куртке, берет меня за плечо и толкает к машине. После некоторого сопротивления я сажусь на заднее сиденье. Дверца захлопывается. Автомобиль сворачивает за угол и увозит меня навстречу убийству.
– Дима, сейчас ты где? – спрашиваю я у трубки. Ситуация смешнее не придумаешь. Моего автора держат в заложниках.
– В спортзале, – вяло говорит трубка, – или в раздевалке. По крайней мере, вокруг спортсмены.
– Молодец, что шутишь. Дай трубку главному.
– Але.
– Здравствуйте, что у вас произошло?
– Дмитрий Латкин – ваш человек?
– Мой.
– Ну, поздравляю, попали вы вместе с Димой.
– Еще раз спрашиваю, что случилось?
– У вас утром вышла его заметка про то, чего не было, с теми, кого лучше не называть.
– Дайте опровержение, мы напечатаем.
– А толку? У нас уже серьезные неприятности. Они уже произошли.
– Ну, то есть вы решили, что похитите журналиста, и у вас неприятностей станет меньше? – позволяю себе смешок. Немного нервный.
– Ну, смотрите. Как мы это видим. Опровержение – это само собой. Только оно должно быть не на отъебись, а с новыми фактами. Факты мы дадим. Что касается Димы…
– Дима – талантливый журналист, но иногда его заносит.
– Ну, в этот раз его занесло не туда. Поэтому вот сейчас будет так – или он уходит из газеты при полном параде. То есть вы пишете, что он вас впутал и сам мудак. Вместе с опровержением. Или он вообще никуда не уходит. Как скажете, так и будет.
Соображать приходится быстро. На часах полвторого ночи. Из того, что успел сказать Дима, я более-менее представляю обстановку. Накуренное помещение, серьезные ребята. Он щерится своим кривозубым ртом, думает, что это все комедия.
Смотрю на свежий номер газеты с его заметкой и фотографией. «Кабзон навестил не того парня».
– Спасибо, – говорю я. А что я могу сказать?
Пять утра. Дым слоями. На офисной мебели спят люди неофисного вида. В глубоком и высоком кресле босса дрыхнет технолог, взгромоздив ноги в итальянских туфлях на стол из темного дерева. Под столом пустая бутылка Johnny Walker. За соседним столом азартно матерят друг друга двое сотрудников, тыча пальцами то в Макинтош, то в бумаги на столе.
– Мы за две недели хоть усремся, но столько не нагоним. Бесполезно.
– Ну, давай че, соберемся и домой поедем завтра, да? И скажем – мы молодцы, у нас клиент был действующий губер, и мы просрали. За-е-бись!
– А что ты предлагаешь-то? Он же не единоросс! У него ресурса – хуй! Наше все зачищают! Плакаты рвут! По ящику мочат! По ящику, блядь! Против него идет Валодин, блядь!
– И че, блядь?!
– Да ниче, блядь! Что ты предлагаешь-то? Вот же соцопросы. Мы в жопе.
– Ну, давай его убьем.
– Кого? Валодина?
– Хорош ржать, блядь. Нашего.
– Самострел, что ли? Да это же тухлятина, ты че. Это давно уж не работает. Это даже в «Дне выборов» уже не смешно было.
– Слушай. Давай вот серьезно поговорим. Не ори. Не ори! Давай серьезно. Сколько здесь кинотеатров?
– Ну, охуеть серьезно.
– Один! Это столица региона, блядь! Один кинотеатр! Два зала, приколись. Один называется «розовый», другой «голубой». Да, блядь, хорош ржать! Я тебе отвечаю! Розовый, блядь, и голубой! И афиши от руки нарисованы! Да здесь, что хочешь прокатит!
– Ты забываешь одну вещь. Ты сам об этом сказал две минуты назад. У нас нет каналов коммуникации. Мы можем придумать любую шнягу, но про это просто никто не узнает. Никто не напишет. Никто не покажет. То есть можно придумать и менее хитровыебанный способ пернуть в лужу. Это раз. А второе, я, блядь, на всех кампаниях это говорю – я против самострелов! Потому что все, кто чуть поумнее, блядь, ящика, сразу поймут, что это подставка, и эффект будет строго обратный.
– Вот поэтому, – внезапно вмешивается спавший за соседним столом технолог, – покушение должно быть настоящим.
– Ну, пиздец…
Я в своей квартире, стремной однушке на первом этаже, с решетками на окнах и газетами вместо штор. Я мрачен. Слушаю Ноториуса – Самбадиз гатта дай, самбадиз гатта дай! В комнате кроме меня куча людей, моих коллег, теперь уже бывших. Они орут, смеются, едят салаты из банки рядом со мной, в метре от меня, в лицо мне. Но я их не слышу. Самбадиз гатта дай!
– Ну, Ди-има! – трясет меня за плечо Маринка из новостей. Я нехотя возвращаюсь в реальность. – Ну, перестань. Мало вокруг женщин?
– Да как-то все сразу навалилось, – виновато говорю я. Мне неловко, что меня уволили без малейшей вины с моей стороны. Просто редактор решил спасти газету за счет моей задницы, – Ни любви, ни работы. И предъявить некому. Сам кругом облажался.
– Сергеич – козел! – убежденно говорит Маринка, выдыхая сигаретный дым. – Зассал из-за губернатора. Тебя сдал, кого следующего сдаст?
– Ну, вообще-то, Митя, – вдруг вмешивается лысый Борис, – ты такими заметками играешь на руку едросне. Ах, губернатор не встретился с Кобзоном, ах, «синие» обиделись. Читай – губернатор у нас урка. Да? За две недели до выборов. Отличная тема. Как раз для первой полосы.
– Боря, что ты от меня хочешь? – вскипаю я. – Они сами пригласили, сами подставились. Я написал то, что было. Теперь оказывается, что ничего не было, Кобзон не прилетал, и вообще я все выдумал, потому что алкоголик.
– Я просто к тому, что удобно так все совпало.
– Ты мне если что-то хочешь сказать, так скажи. По-твоему, заметка заказная?
