Он проснулся с криком.
Воздух дрожал – не просто электричеством, а чем-то почти органическим, будто сам сон ещё не успел отступить. Лампа на потолке, давно не менявшаяся, мигала с нервной регулярностью, словно старалась синхронизироваться с его сердцем. Каждый всполох – как удар в виски. Комната была наполнена липкой тишиной, прерываемой только редкими потрескиваниями проводки.
Александр лежал, прилипнув спиной к старому кожзамовому дивану, чувствуя, как простыня под ним впитывает пот. Пот, словно из другого времени – не связанный с жарой, а с тем, что прорвалось сквозь сон.
Запах.
Он был здесь. Лёгкий, клубничный, чуть пыльный. Тот самый шампунь. Тот, которым пользовалась Аня. Он всегда забывал его марку, но не запах. И не то странное ощущение, как будто запах появился до пробуждения, как предвестие, как весть с другой стороны.
И ещё – холод стекла. Он точно знал это прикосновение: пальцы к окну машины, когда дыхание превращается в туман. Окно было здесь – за его глазами. Но комната не имела окон.
Он закрыл глаза.
И услышал голос.
– Папа, смотри! Фургон!
Вспышка.
Как на старой пленке, обожжённой солнечным пятном.
Пустота.
И потом – знание. Странное, бескомпромиссное: ни один живой человек не мог произнести эту фразу. Ни один выживший. Ни один свидетель не видел тот фургон, выскочивший из-за поворота. Камера наблюдения, стоявшая на перекрёстке, зависла на кадре ровно в тот момент.
Он поднялся, шатаясь, как после удара током. Подошёл к столу, включил старый ноутбук. Тот ожил с неприятным хрипом вентилятора. К нему были подсоединены: блок ЭЭГ, катушки, самодельные модули, собранные на голой плате, и железная коробка с облупленной пломбой – «военное имущество, не вскрывать». Всё это выглядело как безумный гибрид физической лаборатории и оккультного прибора вызова духов.
Графики зашевелились. Один – особенный – начал вспыхивать в ритме, отзывавшемся внутри черепа, в висках, в груди. Он называл его «каналом резонанса».
И он всегда загорался в момент сновидения. Как будто нечто – внешнее – врывалось в его мозг, пробивая границу между мирами.
– Это не просто сон, – прошептал он. – Это… нечто другое.
Он протянул руку к клавише записи, но замер.
В отражении экрана – тень. Прозрачная, чуть мерцающая. Женская фигура. Стояла у стены. И не двигалась.
Сердце грохнуло. Он резко повернулся. Там – никого.
Только на стекле – влажный отпечаток ладони.
Глава 1 Формула сновидения
– Ты либо гений, либо сходишь с ума, Саша, – сказала Ольга, глядя на пачку исписанных формул с таким выражением, будто перед ней лежал не блокнот, а инструкция по сборке адронного коллайдера на кухне. – Хотя, честно говоря, одно другому не мешает.
Голос её звучал спокойно, но пальцы теребили край бумаги – признак беспокойства. Она стояла у окна, где шторы, давно не стиранные, пропускали серый, как алюминий, свет осеннего утра. Лаборатория, в которой они прятались от чужих глаз, принадлежала когда-то факультету механики. Теперь здесь царили ржавчина, пыль и забвение. Где-то в углу с шумом капал кран, и этот ритм был едва ли не единственным, что напоминало о времени.
Александр молчал.
Он сидел на высоком лабораторном стуле, в куртке поверх старого свитера, с озябшими руками, испачканными в чёрной пыли от контактов. Перед ним – монитор, на экране – таблицы, графики, формулы, мерцание цифр. Всё, что могло бы казаться абсурдом для постороннего взгляда, но не для него.
– Сознание – это не генератор снов, – произнёс он наконец, глядя не на неё, а в точку где-то за её плечом. – Это приёмник. Оно… настраивается. Во время фазы быстрого сна. Как старое радио, поймавшее дальнюю станцию, которую никто не должен был услышать.
Ольга смотрела внимательно. Он продолжал, уже чуть тише, почти шепча:
– Если представить, что каждый квантовый выбор создаёт новую ветвь… каждый момент развилки – новая реальность… Тогда что, если сознание способно настраиваться на тот вариант, где всё пошло иначе?
Он перевёл взгляд на экран. Клик мыши – и открылся файл с данными: десятки ночных записей ЭЭГ, графики, фрагменты снов. Одна из кривых – резкий всплеск – была помечена красной меткой: вспоминание Ани.
– Ты видишь её, потому что хочешь видеть, – осторожно сказала Ольга. – Это не квантовая механика. Это горе. Ты месяцами не ешь нормально. Почти не спишь. Это реакция.
Он не ответил. Только повернул к ней экран монитора. График. Скачки. Совпадения. Его пальцы дрожали, когда он водил ими по линиям, как дирижёр по нотам.
– Это не просто нейроимпульсы, – сказал он. – Это корреляции. Я сравнил паттерны с базовой моделью ЭЭГ и шумом квантовой декогеренции. Это… сшивка. Где-то, в момент сна, моё сознание пересекается с другим – не аллюзией, не мечтой, а альтернативой.
Он встал, подошёл к большому стеклу – старому лабораторному окну, испещрённому маркерными уравнениями. Взял с подоконника фломастер, дрожащей рукой начал писать:
Ψ(t) = ∑ci(t)⋅ψi(t)Ψ(t)
– Это суперпозиция. Сознание – не точка. Это волновая функция. И сновидение – момент её настройки. Если совпадает частота… я вижу то, что есть в другой ветке. Где не было аварии. Где Аня жива.
Он говорил, почти не моргая. Как будто каждое слово вытягивал изнутри, из чего-то, что ещё не сформулировано даже в языке.
Ольга подошла ближе. Глянула на формулу, потом – на экран. График. Потом – на него.
В глазах её больше не было скепсиса. Только странная, едкая смесь страха и веры.
– Чёрт возьми, – прошептала она. – Ты… ты не сумасшедший.
– Или гений, да?
Он улыбнулся. Но улыбка была горькой. В ней сквозила усталость человека, который слишком долго не спал и слишком глубоко заглянул в чужие миры.
– Ты делал замеры?
– С десяток. И с каждым – картинка чётче. Чем сильнее эмоциональная привязка, тем выше резонанс. Смерть – идеальный якорь. Потому что я… хочу вернуться. Туда.
Он замолчал.
В комнате стало особенно тихо. Даже кран будто затаился.
– Сны – это двери, – сказал он. – И если построить ключ…
Она выдохнула. Медленно. Ровно. Как делают люди, стоящие на краю чего-то, что может изменить всё.
– Тогда… пошли его искать.
– Подожди, – Ольга нахмурилась, – ты хочешь, чтобы я уснула, а ты… увидел мой сон?
В её голосе сквозила ирония, но вместе с тем – беспокойство. Она говорила чуть громче, чем нужно, словно надеялась, что сама громкость защитит от того безумия, что звучало в его предложении.
– Не сон, – мягко поправил он. – Отражение. Альтернативная версия твоего воспоминания. Я не буду его "смотреть" – я попробую настроиться на волну, где твой двойник пережил тот же момент… иначе. Или вообще – не пережил. Пошёл по другой ветви.
Ольга посмотрела на него с раздражением, но глаза её не были злыми – в них плескался страх, тот самый, который появляется у взрослых людей, впервые по-настоящему соприкоснувшихся с чем-то, выходящим за пределы логики.
