Соня, Сонечка, Софья-царевна
5 июня 1997 года
– Катя ушла на французский? (или английский или немецкий, не помню точно, какой именно язык она продолжала изучать в конце девятого месяца беременности).
Вопрос этот обращен был к Валере, твоему будущему отцу твоей будущей бабушкой, т.е. мною, 5 июня 1997 года около полудня.
– Нет, – с исчерпывающей краткостью ответил Валера.
– Почему, она заболела?
– Ну, возможно…
Наступила пауза, но я не отступила ни на шаг, стояла у стола, ждала объяснений.
Валера вздохнул:
– Её увезли рожать.
– Когда?!
– В 9 часов утра.
– И что ж ты молчишь? Дочь рожает, а я ничего не знаю. Надо звонить скорей.
– Я тоже вот сижу и думаю, что надо звонить.
Позвонили, и оказалось, что мы не будущие дважды отец и трижды бабушка, а настоящие, новоиспеченные.
Часа через два мы с Валерой уже были на пути в роддом.
Катя рожала в престижном роддоме-институте, название «Центр планирования семьи и репродукции». Расположен он на Севастопольском бульваре, и мы долго тряслись туда в битком набитом троллейбусе (чувствуешь, внучка, автомобиля у отца не было).
Нас пустили в палату, выдав белые халаты, и не пришлось общаться через окно, как я привыкла, кричать, надрывая горло, и всматриваться, пытаясь разглядеть внешний вид роженицы и ребенка через немытое паутинно-серое оконное стекло.
Когда мы вошли, Катя стояла, чуть покачиваясь, поддерживаемая медсестрой, бледная, в каком-то незнакомом халатике.
В такие минуты почему-то запоминается всякая ерунда – вроде незнакомого халата – и отвлекает, думаешь не о том, как чувствуют себя дочка и внучка, а о том, откуда взялся халат.
Я собралась с духом, чтобы сказать: «поздравляю дочка, слава богу, всё позади», как капля крови упала на пол возле Катиных тапочек. Маленькая такая, как капля воды из плохо закрученного крана.
Отец твой посмотрел на кровавое пятно на полу размером с пятак, побледнел, потом позеленел и грохнулся на стул, который, к счастью, оказался рядом:
– Какие ещё дети, – сказал он.– Лишь бы жена была жива.
– Да жива, она, видишь стоит, всё в порядке, – закричала я.
И Катя слабым жестом подтвердила, что она жива и всё позади, но жест был не вполне уверенный.
На самом деле она намучалась, рожала для вторых родов долго, и её зашивали под общим наркозом.
– Ты была, мама, когда-нибудь под общим наркозом? – спросила меня Катя позднее, когда она лежала на кровати, а мы сидели рядом. – Ещё то удовольствие. Потолок вдруг закружился, закружился, полетел вверх, и всё исчезло.
Рядом с Катиной постелью стояла пустая детская кроватка, но нас уверили, что с тобой всё в порядке. Ты была новорожденная девочка, 2 850 г весом, где-то в детской палате крепко спала после пережитых передряг. Имени у тебя не было.
Младенчество – период в жизни, когда всё меняется с каждым днем. За младенцем принято записывать: какого веса родился и какой длины был, какой стал через месяц, через два, когда первый раз поднял голову, самостоятельно перевернулся на живот, и сумел, что труднее, перевернуться обратно, а не хныкать, чтобы помогли.
Поднятие головы в положении лежа на животе – важный этап в жизни младенца, и врач каждый раз спрашивает, как только распеленаешь перед ним ребенка.
– Голову держит?
И что-то торопливо пишет в карточке.
Маленькую, лысую или волосатую, уж кому какая досталась при рождении, головешку, младенец, уже в месяц от роду старается поднять, оглядывается вокруг с любопытством, и тут же с размаху шлепается носом вниз. Ребенок познает мир и запоминает, что любопытство наказуемо.
Шлепались носом и твоя мама, и дядя, и Настя, и Ваня. Шлепалась и ты. Вспоминается, правда, как-то смутно, что и я проделывала это, а возможно, тогда придавали значение тугому пеленанию младенца, а не умению поднимать голову.
Все достижения любимого чада заносят в тетрадку: когда ребенок улыбнулся и кому именно, когда прорезался первый зуб, когда сел в кроватке, когда встал.
В продаже бывают книжки: дневник младенца, где и думать не надо, что интересно и необходимо записывать, а что нет, главное – заполнить все графы.
Занимаются этим, как правило, молодые родители, играют со своим первенцем, записывают и мечтают, чтобы он побыстрее рос.
Когда появляется второй ребенок, родители уже уверены, что он в своё время и улыбнется в первый раз, и голову поднимет, и зуб у него вырастет с неизбежностью месяцем раньше месяцем позже, и он всё с той неизбежностью этим своим зубом постарается укусить мать, если она неблагоразумно продолжает кормить грудью свое зубастое дитя. Кроме того, опытные родители уже не ждут с таким напряжением, чтобы их ребенок рос побыстрее, а радуются, что он маленький, так как результаты взращивания у них на глазах в виде старшего, и не всегда эти результаты оптимистичны.
А про маленького можно некоторое время помечтать, что это будет ласковый и послушный ребенок. «Мечтать», как скажет ребенок родителям, когда заговорит, «не вредно».
Родители ничего за тобой не записывали, но любили и баловали.
Ты была спокойным младенцем, но, случалось, и ты иногда выражала недовольство жизнью.
Стоило тебе запищать, как отец выхватывал тебя из кроватки, клал животиком на свой живот, и начинал периодически тихонько встряхивать, что действовало успокаивающе.
При этом он валялся на полу и глазел в телевизор. Совмещал.
Конец августа, и я гуляю с коляской в яблоневом саду возле вашего дома.
Мне очень скучно и нечего делать. Ваня и Настя не позволяли скучать. Приходилось трясти коляску, из которой доносился пронзительный рев и делать вид, чтобы не волновать окружающих, что вопли эти только что возникли, а не звучат уже минут пятнадцать, а то сердобольные старушки подходят к коляске и начинают пространные разговоры о том, что младенца сглазили. Периодически, отчаявшись, приходилось вынимать младенца из коляски, качать на руках, укладывать снова, быстро везти, желательно, по буграм и кочкам для максимального перетряхивания мозгов. В общем, было не скучно. А тут младенчик даже если не спит, то просто лежит и таращит на тебя глазенки, а потом отвернется и, смотришь, заснул.
Я от безделья насобирала китайских яблочек целый пакет, и Катя сварила из них варенье.
Врачи считали, что у тебя гипотонус, в отличие от Насти и Вани, и призывали с этим бороться, активизировать ребенка, но я считала, что ни к чему: активность снижать надо, понятно, иначе можно и не выжить, а пассивность…
Младенцам она не вредит, а там глядишь, ребенок и сам станет активным.
Впрочем, привыкнув к гиперактивным детям, я совершала ошибки. Надеюсь, ты их мне простишь.
