Ратцбург был тундровым городком вечного янтарного рождества. Вечных бунтарских ветров. Средневековых одноэтажных домишек, романских скульптур и хвойных кустов. Барочных библиотек. Каменных кинотеатров и деревянных кафе. И всегда из ярко-красных гирлянд. Этот город, как и с десяток других, молниеносно вырастили в глубине страны, раскрасив мёртвую землю в цвета волшебного уюта и сказки. Мёртвую – но самую безопасную и плодовитую в пучине шедшей войны.
Сюда созвали лучшие умы. Здесь добывают что-то очень ценное – нам даже не говорят, что именно.
Дюжины фур ежедневно вывозят добычу за врата этого волшебного королевства.
Но недавно в топливо здешних заправочных станций кто-то запустил вирус – жуткую, чёрт-те чем разбавленную дрянь. Откуда она взялась – никто не знает. Но системы двигателей фур моментально заразились – и одна за другой начали умирать практически без шансов на восстановление.
Так вот, откуда она взялась – никто не знает. Хотя, думаю, нам просто не говорят. В такое-то время кто-то оказался слишком жадным, слишком доверчивым. Слишком неосмотрительным.
Мы же прибыли сюда вакциной: нас, десятерых, привезли чинить выбывшие из строя системы двигателей, прежде чем от заразы очистят все городские заправки и раздобудут свежие запасные части. Нам предстояло разобраться с запылившимся оборудованием для столь сложного ремонта, к несчастью, наконец пригодившимся.
Уродливая вакцина. Никто из нас ничего толком не умел и едва ли знал. Просто у каждого имелся документ, содержащий в себе что-то вроде «Инженер автомобильной промышленности» или «Специалист двигателестроения». Все учёные страны месяцами трудились в бункерах, сильные и ловкие – сражались в боях. И мы – без знаний, без инструмента, без свежих деталей. Ведь война на дворе: агрегаты у двигателей импортные – и все чистокровные запасные части теплятся в логове у врага.
Нас привезли сюда, чтобы мы сделали хоть что-нибудь. И сдохли здесь же. Чтобы не тратиться на обратные билеты к маменькам и папенькам, помирающим от голода. Нас привезли сюда похоронить. Или сначала двигатели – а потом уж и нас, поделом.
Но всё было лучше, чем голод и страх у границ.
Стоял март. Но, кажется, Рождество здесь не кончалось круглый год.
Четверых из нас завели в ремонтный цех.
– Род!
– Чик!
– Мил!
– Сильвер.
Начну по порядку.
Вздёрнутые овальные щёки, чёрные въедливые глазки, шапка волос.
Род напоминал упитанную кудрявую акулу. И был бы мил, если бы не был занозой в заднице. Казалось, он вечно ищет во всём подвох и предательство – и всегда смотрит на тебя с гневной мыслью: "Попался!".
Холерик. Наспех раскалённая и ошпаренная в ледяной воде наковальня.
Чистый кристалл флегматика.
Сильвер писал каллиграфическим почерком. Он почти всё время молчал и, казалось, будто бы никогда не моргал. Был худ и бледен, наголо брит, глаза его были столь же бледными и прозрачными. Чудилось, будто Сильвер был и впрямь позеленевшим от времени серебром. Перегибистыми пальцами он изящно перечертил с учебных плакатов дизельные форсунки и принялся рисовать под ними собственные догадки: векторы сил, сжатие пружин, течение топлива по внутренним каналам, перепады давления от детали к детали, впрыскивание топлива в цилиндр. Облако распылённого дизеля он изобразил на грани искусства. После чего с его карандаша поспешно посыпались всякие формулы.
Рода этот непрерывный мыслепад и шелест графита отчаянно раздражал.
– Ты всегда так дотошно вникаешь своим зелёным носом во всякое дерьмо?
Не моргая и не отрывая взгляда от блокнота, Сильвер ответил монотонно:
– Я должен понять, как бежит каждая молекула топлива, чтобы предвидеть, где она будет в следующий момент. Я должен войти в её положение.
– Шутить со мной вздумал! Бред! Из-за таких, как ты, фура до сих пор стоит!
Раз-два, притёр-поменял! Что тут сложного? Даже для таких тугодумов, как ты!
Сильвер в ответ пошевелил ушами. Он продолжал делать скорые записи и рисунки ещё около часа, пока Род неспешно прочищал агрегаты растворителями и громко развлекал нас байками. Потом Сильвер бросил карандаш на блокноте и, как кошка, незаметно вернулся за свой верстак. Померил микрометром по очереди несколько шайбочек, подобрал их тщательно, как кольца невестам. Бесшумно собрал форсунки и установил их на стенд для испытаний. Запустил шумную машину, впервые нарушив тишину нашего любопытного наблюдения за ним. Форсунки зарокотали, затряслись, зарычали по обыкновению. Спустя полчаса испытаний Сильвер распечатал результаты. Форсунки работали идеально.
Шарик сангвиника. Попрыгунчик Чик, четвёртый из нашей шайки, бросился к Сильверу с объятиями:
– Как ты это наколдовал, Силь? Научи-ка и нас!
– Ерунда! – отозвался издалека Родди, – чистейшая случайность! Дураку повезло!
Мой взгляд прилип к раскрытым страницам сильверова блокнота. В нём были отчётливо прописаны нужные размеры шайбочек и точно предсказаны результаты испытаний.
– Кажется, ты нашёл рецепт настройки, – вырвалось помимо моей воли.
– Я подумал, что от расположения и соответствующего размера шайбы наполнение цилиндра будет меняться по определённым законам. Так и вышло. Дайте мне полчаса – и я набросаю вам примерную таблицу.
– Кому нужна эта бестолковая трата времени! Займись наконец делом, мужик!
Мой взгляд с укором вонзился в Рода, пока губы отвечали Сильверу:
– Будет мило, Силь. Это неплохо сэкономит нам время и освободит нас от рутинного перебора и регулировки наугад. И мы этим воспользуемся.
Вы только поглядите. Кто бы мог подумать, что такое ранимое и меланхоличное дерьмо вроде меня выпендрится в лидеры.
