От автора
По цензурным соображениям текст романа претерпел значительные изменения – исходная версия «Списка Райской» куда как более цинична, забориста и увлекательна. Из-за вынужденных купюр, правок и переделок в сюжете появились некоторые неувязки и пробелы. В случае, если эта книга заинтересует достаточно широкую читательскую аудиторию, оригинальный вариант будет размещён на моём личном сайте.
А не начать ли нам повесть сию? А и начнём, пожалуй! Позвольте отрекомендоваться: Аннабела Райская. Такое вот экзотическое имя и редкая фамилия. Или наоборот. Или, если угодно: экзотически редкие имя и фамилия. Отчество куда более приземлённое (но мне нравится): Даниловна. Мне больше импонирует Аннабель, но в паспорте стоит Аннабела. Называют меня по-разному: женщины почему-то предпочитают первую часть имени (Аня, Анечка, Анюта etc.), мужики – вторую (Белль, Белочка, Белусик etc.). У меня предпочтений нет, называйте, как хочется, хоть Сарочкой (Иоханан, мой основной партнёр, не преминул бы заметить, что я махровая антисемитка).
Мне неполных двадцать пять лет. Я шатенка, волосы у меня по пояс, красиво вьющиеся, густые, несекущиеся. Глаза серо-зелёные, большие, широкие, умные, выразительные. Губы пухлые, мягкие, чувственные, яркие – хоть не крась. Зубы свои, отменно белые, ровные, ни одной пломбы. Носик прямой, тонкий, изящный. Ушки маленькие, аккуратные, плотно прилегающие к голове, правое лишено девственности.
Рост 185 см., телосложение спортивное. Ноги от сисек, ладные, стройные, гладкие, с тонкими щиколотками. Жопка крепкая, высокая, упругая. Анус тугой, маленький, восемь раз как не девственный. Влагальце тесное, натренированное, мускулистое. Вульва ровная, пригожая, безволосая. Клитор чуть меньше среднего, молочно-розовый, гиперчувствительный. Талия широкая, живот безупречно плоский, рельефный. Грудь третий размер с половиной, тугая, налитая, стоячая, могучая. Соски светло-коричневые, аккуратные, с ровными правильными ареолами. Плечи кососаженные, раскачанные. Руки длинные, мускулистые. Запястья широкие. Кожа бархатистая, гладкая, нежная, здоровая. Единственный недостаток – большое количество родимых пятен (генетический подарок от моей быдломатери).
Я умница, красавица, спортсменка, сексапилка, гиперсексуалка, нимфоманка. Мой мессалинский список насчитывает 76 имён. Для четверти века невъебательски эрудированна и охуенно начитанна. Я курю трубку, пишу высокохудожественные порнографические новеллы и могу расколоть влагалищем грецкий орех.
Пиздатая ярочка, на мой скромный вкус.
Родилась я ещё при Ельцине, 15 мая 1995 года – в разгар «баблорубских девяностых», как выражается мой обожаемый батян. Девочкой росла смышленой, здоровой и умненькой. Ходить начала в девять месяцев, говорить в полтора года – и делала большие успехи. Уже в пять лет вполне сносно читала и сохранила это душеспасительное и полезное во всех отношениях пристрастие на всю жизнь.
Как дитя внимательное и усидчивое, неглупое и памятливое училась с удовольствием и на круглые пятёрки и школу закончила экстерном с золотой медалью. Девственность и невинность я потеряла в разное время, и о моём farewell to virginity стоит рассказать подробнее.
Дело в том, что я сама себя дефлорировала мамкиным дилдо. Надо заметить, я весьма удивилась (пожалуй, даже изумилась), когда нашла в тумбочке у матери (уже и не помню, зачем я туда полезла) бесхитростный розовый самотык. Я уже тогда считала свою maman бабой фригидной и асексуальной – и вот на тебе! – она пользуется фаллоимитатором с рабочей длиной в 14 см и диаметром 3.5 см (я его сразу же замерила).
Двое суток среднестатистический пластмассовый елдак не шёл у меня из головы, а на третьи я решилась. Оба родителя были на работе. Я приняла лёгкий душ (всегда была девочкой чистоплотной, совсем как Набоков) и голенькой прошла в комнату предков за елдачком. С первого взгляда на мамину радость я взмокла как загулявшая коровка. На всякий случай помыв дилдо с хозяйственным мылом, я отправилась к себе в комнату, врубила на компе подборку моего любимого Шопена и возлегла на кровать. Но тут же подумала, что дополнительная смазка не помешает, и продефилировала к домашней аптечке – большой ящик на стене со стеклянной матовой полупрозрачной дверцей. Из возможных лубрикантов я изыскала там детский крем, боро-плюс и старый добрый вазелин. Я выбрала классическое средство; вазелин оказался просрочен на полгода, но это меня не остановило.
Вернувшись на кровать, я стала размышлять, что лучше смазать – самодрот или свою и без того мокрую щёлку; для вящего эффекта завазелинила и то, и другое. Я немного волновалась – момент ответственный, согласитесь. Из колонок лился Nocturne No. 2 in E-Flat Major, Op. 9 Шопена. Я помацала свои чувствительные сосочки, взяла дилдо правой рукой (ручка оказалась очень неудобная), подняла и раздвинула согнутые в коленях ноги, всей грудью вдохнула и на выдохе пронзила свою целочку под «Таинственный лес». Вышло совсем не больно, будто комарик укусил – и крови как от раздавленного комара, три капельки. Моя плева оказалась тонкой как паутинка, и бескровной, как муха в ней.
Я вернулась к аптечке и взбрызнула останки невинности перекисью – раздалось шипение, едва слышное, краткое и кроткое. Женщиной после целковзлома я себя как-то не чувствовала и посему продолжила знакомство с розовым самотыком.
Как правило, я всегда ублажала себя пальцами (средним и указательным, всегда левой руки), а потом облюбовала мягкую игрушку. Это был плюшевый медведь, отдалённо напоминающий Винни Пуха – я прозвала его Фридрихом (почему именно так, не помню). У медведя имелся большой плоский нос, изготовленный из какого-то эластичного материала, приятного на ощупь. Я клала Фридриха пузиком вверх на середину кровати, раздвинув ноги забиралась на него сверху, и начинала елозить клитором по отзывчивому мишкину шнобелю. Это было приятно, и я обычно егозила на верном Фридрихе минут пять-десять перед сном – после этого засыпалось гораздо быстрее. Но однажды что-то пошло не как обычно, и вдруг я мощно и резко кончила; и после этого моментально заснула, не успев слезть с плюшевой сладости.
Итак, я продолжила общение с пластмассовым другом. Беседа не задалась, хоть и продолжалась не меньше четверти часа. Шестидюймовый пенетратор входил чуть больше чем наполовину, но как я ни старалась, под какими углами, на какую глубину, с какой скоростью и силой не вводила его, ни малейшего намёка на приближение оргазма не наблюдалось. Короче, женщиной я себя так и не ощутила и закончила разговор привычным шнобельком неистового Фридриха. (Только сейчас пришла в голову мысль: мастурбировать об игрушку с именем полоумного онанюги, дрочившего всю сознательную жизнь – какая поистине
