Девочка лежала на прозрачно-белом, светящемся изнутри полу, прямо напротив панорамного иллюминатора, за которым простиралась кажущаяся одинокой в своей бесконечности темно-синяя бездна, мерцающая миллиардами звезд.
Она спала, вытянувшись во весь рост, трогательно подложив под щеку худенькую руку с крепко сжатым кулачком. Коротко стриженные волосы непослушными кудряшками топорщились в разные стороны. Ее складная, с прозрачной, светло-коричневой кожей фигурка контрастировала с белизной стен и несколько терялась на фоне звездного неба, одновременно создавая впечатление чего-то общего с ним. Как будто бы девочка была чем-то связующим, этаким мостиком между звездным омутом, простирающимся за окном корабля, как проявлением космических сил стихий, сотворивших это бесконечное звездное небо, и звездолетом, созданным руками цивилизации, для того, чтобы присутствовать среди бескрайних просторов этого самого неба, пересекая его звездную пропасть ради своих интересов.
На корабле же, как и в космосе, царила почти абсолютная тишина, нарушаемая лишь сопением ребенка.
Казалось, что и на звездолете, и в этой звездной бездне из живых есть только она.
Но это было не так. И два ярких, василькового цвета глаза, внимательно наблюдающие за ней, были тому подтверждением. Пусть даже их обладатель и отсутствовал сейчас в этой каюте.
Любое разумное существо во Вселенной задается примерно одинаковыми вопросами миру и самому себе, конечно, если у него есть время и силы их задавать.
Да, так или иначе, в той или иной интерпретации они известны всем, присущи любому сообществу или индивидууму: «Что наша жизнь», «Быть или не быть?», «Что делать?», «Тварь ли я дрожащая или право имею?», «Кому выгодно?».
Вот и я задалась примерно этими же вопросами.
Ну, начнем с того, что мне было непонятно: обитаем ли корабль? Или на нем из живых, есть только я? И если на нем присутствую не только я, то где этот кто-то? Почему прячется? А сама-то я тут как: на карантине? Заложница? Все вместе? И что и кому от меня, в принципе, надо?
А то, что кому-то и что-то надо от моей скромной персоны, в этом я совершенно не сомневалась.
Ко всему прочему меня, раздев в самом начале этого путешествия, в дальнейшем так и оставили в чем мать родила. И теперь в этой закрытой каюте я обитала в задуманном природой виде, без всякого налета цивилизации, в виде тех же трусов хотя бы. Но ни тебе одежды, ни простынки мне не выдали.
Ни-чего.
Так что и спала я на голом полу. Используя собственный кулак как подушку. Пол, правда, как и воздух в комнате, был теплым. Но будучи раздетой, чувствовала я себя слегка беззащитной, да и спать, ничем не укрытой, мне было неуютно.
Впрочем, сильно по этому поводу переживать я не стала. Решив, что незачем вырабатывать у себя какие бы то ни было комплексы. Голой так голой. В конце-то концов, здесь ведь не холодно.
Но тут, правда, возникал другой вопрос: если на корабле обитают только киборги, то оно ладно. Им без разницы, в чем я тут рассекаю по каюте. А если не только? Хозяин этого звездолета, что – извращенец? Любитель малолеток? О, тогда это меняло дело. Тогда у меня были проблемы. Впрочем, они у меня и так явно были. Но наличие на борту педофила сильно их усложняло. Впрочем, пока я решила о них не думать, аккурат до момента их проявления. Ну а там поглядим…
И посему свободно разгуливала по каюте раздетой. Любовалась звездами и не забивала себе голову лишними мыслями. В конце-то концов, туалет с ванной тут были, стоило лишь надавить ладошкой на выемку в стене. Роботы несколько раз в день приносили еду. У меня были зубная щетка и расческа. Ну и что еще надо? Да ничего. Оставалось только ждать. А ждать-то я умела.
Так что все ничего.
Из неприятного была бесцеремонность роботов при заборе у меня образцов: крови, волос и кожи. Висеть, беспомощно болтаясь в их объятьях, мне не нравилось. Впрочем, тут дело было даже не в неприятно – приятно. Дело было в ощущении беспомощности. Это злило, давя на самолюбие и пугая.
Но акцентироваться на том, с чем ничего не могу поделать, я не стала. Посему тренировалась в актерском мастерстве, изображая на физиономии испуг и удивление. Надеюсь, что изображала это я достаточно убедительно, загоняя мысль о разгроме этой посудины и о расправе над извращенцем, если он тут есть, поглубже в подсознание. Ибо неразумно с моей стороны было бы все это демонстрировать посреди глубокого космоса, ничего не зная ни о корабле, на котором лечу, ни о тех мирах, куда мы летим. А мы ведь куда-то летели. Вопрос: куда? И что там со мной собираются делать? Рабство? Эксперименты? Разберут на органы? А может, кто-то любит экзотические блюда, приготовленные из мяса аборигенок из дальних миров? Или меня ожидает, чтобы убить, родня отца?
Вопросов было много, и все нерадостные. Только вот ответов у меня на них не было. Но это пока…
Поэтому в ожидании наступления этого «пока» я с удовольствием плескалась по нескольку часов кряду под душем, ела и любовалась звездами.
Затаившись. Выжидая.
* * *
Я легонько провела расческой по волосам, нежно улыбнувшись своему отражению. Взгляд больших, темно-зеленых, раскосых глаз, опушенных черными, длинными, густыми, чуть загнутыми вверх ресницами, был добр и чуточку испуган.
* * *
Если бы девочка могла видеть сидящего в высоком удобном кресле мужчину, она бы приняла его за человека. И ошиблась бы. При всем внешнем сходстве человеком он не был. Несомненно, гуманоидом. Да. Несомненно, sapiens. Да. Но не человеком.
Его цивилизация звалась имбанг и обитала на одной из планет Содружества, называемой Гатилайя по Таблице Классификаций Миров Содружества. Была она развита, но входя в Миры… держалась все же несколько особняком от остальных его членов, будучи, однако, в курсе всех событий, происходящих на планетах Содружества, в том числе и закулисных.
Мужчина был красив. Высокий, мускулистый. С правильными чертами ухоженного лица. Со смугловато-голубоватой кожей. Густые иссиня-черные волосы были коротко подстрижены. Элегантный костюм из светло-голубой перламутровой ткани был идеально подогнан по мускулистой, пропорционально сложенной фигуре. Длинные, чуткие пальцы изящных рук с небольшими ладонями украшало множество перстней.
Он вольготно расположился в кресле, потягивая через прозрачную трубочку сок из высокого узкого бокала, играющего на белом, льющемся отовсюду свету всеми гранями хрусталя, и внимательно вглядываясь в экран расположенного прямо напротив него монитора.
Там, на экране, на полу карантинного бокса спала, беззащитно подложив руку под щечку, маленькая девочка.
Сидящий в кресле нахмурился. Он не верил в беззащитность катанианки. Конечно, она грязнокровка. Чистокровную он бы и не вывез. Но все же, все же… Ему следует быть осторожным.