В дремучих лесах Костромской области затерялась маленькая деревушка Мордехаево. В далёком прошлом, когда Киевскую Русь грабили татары, часть людей переселилась сюда. Так и зародилось Мордехаево. Начиналось оно с тридцати дворов, к двадцатому веку в деревне уже насчитывалось сто двадцать, а до нашего с вами времени уцелело не больше десятка.
Хотя Советский Союз, вот как уже тридцать лет назад развалился, готов поклясться, что вы не найдёте в Мордехаево ни одной современной вещи.
Деревенские жители, те что не разбежались в поиске лучшей жизни и пива по акции, живут обычной жизнью. Сажают картошку, ловят рыбу в запруженном при Хрущеве ручье, солят грибы и слушают пластинки на старых полу самодельных патефонах.
А уж если вам совсем надоест топить в керосине колорадского жука или бить мух, можете пойти к деду Ване и насладиться незабываемыми историями…
История Первая. Как прадед деда Вани яблоню сажал.
Дедушка Иван сидел на крыльце и покуривая трубочку, задумчиво смотрел на лесного голубя, бессовестно поедавшего иргу. Заметив меня, он улыбнулся и вынул трубку изо рта.
– О, здорова. Послушать меня пришёл? Ну садись, расскажу кое-что…
Было это давным-давно. Тогда ещё деду моего отца четырнадцати не было. И как то моя прапрабабушка, Ефросинья Олеговна, послала моего прадеда, Генку, копать яму под яблоню.
– Ты смотри, -сказала Ефросинья сыну, – не ленись. Поглубже копай.
Ну мать сказала поглубже, стало быть так и надо. Гена взял лопату и пошёл за дом.
Сначала прадед выкопал яму по колено. Но яма показалась ему слишком маленькой, и он принялся копать дальше. И только когда яма стала настолько глубокой, что в ней мог бы спокойно поместиться одноэтажный дом, Гена решил что всё хватит. И когда он уже собирался было относить лопату, к нему подошёл его деда Паша. Мой трижды прадед почесал подбородок, похлопал Генку по плечу и спросил.
– Ты чаво это вырыл?
– Да это, дед, мне мать сказала ямку копнуть.
Деда Паша покивал головой.
– Энто значит, накидаю травки гнилой и навозу, а сверху накрою ветками. Хорошие черви будут, потом с тобой пескарей на уду в ручейке потягаем.
Павел Афанасьевич не любил говорить, а потом не делать, и вот уже через четверть часа яма была идеально заложена ветками и дёрном.
Вечером когда вся семья обедала, глава семейства, мой прапрадед, Семён Павлович, строго осмотрел всех и басом поинтересовался.
– Посадили яблоньку?
– Ой, – всплеснула руками Ефросинья Олеговна, – забыла я, забыла.
Семён вздохнул и вышел из-за стола.
– Ты куда, сынку? – спросил деда Паша, пережёвывая варёный лук. – Чай, стемнело, ужо посадки делать.
– Да я до ветру, бать.
Через несколько минут раздался крик. Вся семья, а семья была большая, кроме прадеда ещё было две маленькие сестры и три старших брата, высыпали на улицу, чтобы узнать, что же случилось?
А случилось вот что. Семён Павлович в темноте не разобрал дороги и наступив на дёрн, лежавший поверх веток, с треском провалился в яму. Когда самый старший брат Филипп подбежал к яме со свечкой, все увидели как там на дне копошатся муравьи и лежит отец. Когда Семёна достали, на дне ямы обнаружилась раздавленная крыса, размером с батон хлеба. Видно, когда отец упал, он её придавил.
Все стояли и еле сдерживали смех. И только деда Паша громко ругался.
– Хотел что бы червяк завелся. И чаво? Завелись мураши, крысы, сынку дюже дурны завелся. А черви где? Нет червей, собак плешивых!
История вторая. Как дед Паша золото добывал.
Говаривали мне будто было это в шестидесятом году девятнадцатого века. С того случая с яблоней прошло два года, и много чего изменилось.
Как то осенью приходит сосед и говорит отцу Семёну.
– Слышь, Сёма, чаво приснилось мне?
– Чаво?
– Будто иду я вдоль ручья нашего и у поваленной сосны, вижу в воде сверкает что-то. Нагибаюсь, мать честная! Самородок золотой с кулак. Тут я, понимаешь, и проснулся.
Семён Павлович улыбнулся и не придал значения соседскому рассказу, но на беду рядом стоял деда Паша.
Павел Афанасьевич прищурился, почесал затылок и задумчиво произнёс.
– Энто ежели такой продать можно и в Самкт-Петембург съездить.
– Бать, – окликнул его Семён, – айда картошку тяпать!
– Нет, сынку, мне теперь некогда. Сейчас сито с лопаткой в сарае возьму и побегу золото мыть.
Следующие пять дней дед Паша приходил домой только чтобы поесть и поспать. Всё остальное время он проводил на ручье.
Случилось так, что проезжал по нашей деревне барин. Пообщавшись со старостой, он вдруг заметил какие-то активные движения около ручья.
– Это что там?– строго спросил он.
– Это, ваша благородья, обыкновенный деда Паша.
– Что он делает на ручье?
– Известное дело, золото моет.
У барина алчно загорелись глаза.
– Что же ты мне, баранье рыло, не доложил об этом? – набросился он на старосту.
– Так, ваша благородья, я то думал что старик из ума выжил. Какое на нашем ручье…
Но барин уже не слушал старосту, он сбежал вниз с дороги к ручью и подошёл к Павлу Афанасьевичу.
– Ну что, дед, много золото накопал? – слегка сурово спросил он.
Деда Паша вскочил и сняв шапку, поклонился.
– Ваша благородья, дак нет золота пока. Зато песку тележка точно, глины семь вёдер, и камушков три ведра. Яма видите какая большая?
Яма, вырытая дедом посередине ручья, не уступала яблоневой, даже пошире была.
Барин с интересом осмотрел дедову работу и задал мучивший его вопрос.
– Так а с какого перепуга ты решил что золото здесь намоешь?
– Ни с какого, ваша благородья, только я точно знаю что оно здесь есть. Самородок здесь, около сосны должен быть с кулак.
– Ладно, дед, пришлю я тебе своих пять работников, пусть помогают тебе копать. Найдёшь золото, старосте доложишь.
Барин сдержал своё слово, и вот прибыли работники и целую неделю перекапывали русло ручья. В конце концов получилось углубление пять метров в ширину, десять метров в длину и два метра в глубину.
Никакого золота естественно не нашли. Вскоре приехал барин, и узнав что результата нет, приказал позвать деда Пашу.
– Ты что же это, свиное ухо, обмануть меня решил?! – грозно закричал он, сбросив с головы картуз.
Дедушка растерянно развёл руками.
– Как можно, ваша благородья, как можно. Энто я точно знаю, куда оно подевалось. Его черти утащили, точно вам говорю.
– Эх, ты, – тяжело вздохнул помещик, качая головой, – на тебя даже сердиться то грешно. От старости то наверное уже ум убежал.
– Ваша правда, ваша благородья, правда не думал, что сосед меня так обманет.
– Так, – оживился барин, – интересно. Как же это он тебя обманул?
– Да приснилось ему, будто самородок он в ручье нашёл, вот я и подумал.
Барин хотел было открыть рот и сказать что-то, но промолчал.
– Тьфу, – плюнул он, сел в карету и поехал, хлопнув дверцей.
