После холодной весны и затяжных дождей, заливавших край в начале июня, в Хабаровск наконец пришло лето. Небо очистилось от свинцовых туч, и яркое солнце в считаные дни высушило дороги. Сопки заполыхали нежно-голубым пламенем фанфана – лазурника. Теплый «маньчжурец», потянувший из-за Амура, принес с собой запахи сирени и луговых трав. Шаловливый ветерок, беззаботно потрепав шторы на окнах кабинета «грозы» шпионов, диверсантов и вредителей – кавалера ордена Ленина и знака «Почетный работник ВЧК-ГПУ», начальника управления НКВД СССР по Дальневосточному краю комиссара государственной безопасности 3-го ранга Генриха Самойловича Люшкова, принялся легкомысленно листать материалы оперативно-следственного дела на «врагов советской власти и наймитов международного империализма» – участников «правотроцкистского Дальневосточного центра».
Люшков прихлопнул ладонью лист из протокола допроса бывшего второго секретаря крайкома партии Владимира Птухи и задержал взгляд на последнем абзаце. В нем тот подтверждал, что «во враждебную антисоветскую деятельность «правотроцкистского Дальневосточного центра» его втянул не кто иной, как бывший первый секретарь Дальневосточного крайкома ВКП(б) Иосиф (Юозас) Варейкис». Люшков обратился к показаниям еще одного «партийного перерожденца», председателя Далькрайисполкома Михаила Вольского, и здесь заработал зуммер телефона ВЧ-связи. Люшков снял трубку, в ней зазвучал лишенный интонаций голос телефонистки. Она объявила:
– Товарищ комиссар государственной безопасности 3-го ранга, с вами будет говорить первый заместитель наркома.
Люшков напрягся, и леденящий холодок пробежал по его спине. В трубке что-то щелкнуло, и в кабинете отчетливо, как будто рядом, раздался голос Михаила Фриновского. Поздоровавшись, он начал разговор с дежурной фразы:
– Как оперативная обстановка, Генрих Самойлович?
Эти слова не ввели в заблуждение Люшкова. Он внимательно ловил малейшие оттенки в речи Фриновского, чтобы понять, что к чему. В последнее время карьерный ветер дул не в паруса Люшкова. А всего несколько месяцев назад ничто не предвещало такого резкого изменения в позиции руководства НКВД СССР; более того, он находился в фаворе у самого наркома. Таких высоких показателей в разоблачении «врагов народа», как у него, не смогло добиться ни одно управление: за неполные одиннадцать месяцев в Дальневосточном крае подверглись репрессиям свыше 70 000 человек. Это был самый высокий показатель по стране.
Пальму первенства Люшков взял не только количеством, но и качеством «разоблаченных врагов народа». Чего стоил один только бывший первый секретарь Дальневосточного крайкома ВКП(б) Иосиф Варейкис. Эти «успехи» управления оценил сам Николай Иванович Ежов. В январе 1938 года при подведении итогов работы Наркомата внутренних дел он в своем выступлении поставил в пример «энергичную деятельность товарища Люшкова, сумевшего в кратчайшие сроки вскрыть и изобличить врагов советской власти, пробравшихся в партийные и органы госбезопасности Дальневосточного края».
Тогда, после личного приема у наркома Ежова, Люшкову показалось, что вот-вот карьерная струя вознесет его в самые высокие кабинеты на Лубянке. Все изменилось в одночасье. Давний покровитель – начальник 3-го управления военной контрразведки НКВД СССР – Израиль Леплевский внезапно попал в опалу и вскоре был арестован. Что он мог наговорить следователям, Люшкову оставалось только гадать, но одно не вызывало сомнений: волна арестов сотрудников из окружения Леплевского, прокатившаяся по Москве и Киеву, пойдет дальше. Гнал волну не кто иной, как Фриновский. От недобрых предчувствий нервный спазм сковал горло Люшкова, и он не мог произнести ни слова.
– Люшков, ну, что молчишь, язык, что ли, проглотил? – потеряв терпение, рявкнул Фриновский.
– Извините, товарищ первый заместитель наркома, что-то горло прихватило, – с трудом выдавил Люшков.
– Водку жрать меньше надо и хватать не будет.
– Я пью только по праздникам…
– А они что у тебя, каждый день?
– Никак нет, у меня аллергия на…
– Какая, на хрен, аллергия! Ты в своем медвежьем углу скоро совсем разучишься говорить.
– Никак нет, товарищ первый заместитель наркома, у меня аллергия, – твердил Люшков.
– Ладно, хрен с ней, с твоей аллергией. Ты можешь доложить по обстановке на границе с Маньчжурией? – положил конец препирательству Фриновский.
– Так точно, товарищ первый заместитель наркома! Обстановка сложная и имеет тенденцию к обострению, особенно в районе озера Хасан.
– А там что происходит?
– Наблюдается дальнейшая концентрация сил японской военщины у высот Заозерная, Пулеметная Горка и Безымянная.
– Чем они располагают?
– По последним, но требующим дополнительной проверки разведданным…
– Проверяй, а пока докладывай, что есть! – перебил Фриновский.
– Против наших частей происходит сосредоточение 19-й пехотной дивизии противника. Основные ее силы занимаются оборудованием позиций на острове Песчаный, в районе населенных пунктов Мантокусан и Хомуку. Штаб дивизии разворачивается в населенном пункте Чичудун.
– Какими силами располагаем мы?
– 40-й стрелковой дивизией полковника Базарова и 59-м посьетским погранотрядом. Дополнительно для усиления пограничников приданы два стрелковых батальона.
– Всего одна дивизия?! А где остальные части?!
– Есть еще 39-й стрелковый корпус комбрига Сергеева. Он находится в резерве и занимает позиции в районе поселка Новоселовка.
– Сколько от нее до границы?
Люшков ринулся к сейфу, вытащил карту и принялся разворачивать ее на столе.
– Люшков, чем ты там хрустишь? Если сухари жрешь, так еще рано! – начал терять терпение Фриновский.
– Никак нет, товарищ первый заместитель наркома, сверяюсь с картой.
– Он сверяется! Ты ее должен знать, как «Отче наш»!
Люшков, наконец, отыскал нужный лист, прикинул расстояние и доложил:
– Километров двадцать.
– Двадцать?! Нет, твой Блюхер точно охренел! Мышей совсем не ловит! Ладно, он мозги пропил, а ты-то там на что?! – сорвался на крик Фриновский.
Люшков нервно сглотнул и промямлил:
– Т-товарищ первый заместитель наркома, в том районе местность болотистая, трудно проходимая и не позволяет развернуть не то что силы корпуса, но и стрелковой дивизии.
– Что?! Люшков, ты с чьего это голоса поешь?
– Товарищ первый заместитель наркома, это оценка не только командования, но и нашей надежной агентуры.
– Думаешь свою задницу агентами прикрыть – не выйдет! Я смотрю, ты спелся с маршалом Хером и дуешь в одну дуду – вражескую.
– Никак нет, товарищ первый заместитель наркома, это гнусный поклеп, – оправдывался Люшков.
– Поклеп?! Враг под боком, а ты с Хером и Балакиревым водку жрете да баб тискаете!
