…Бледный предзоревый набрызг света вливался через шёлковую завесу тяжёлых портьер, слабо освещая стену с широким табасаранским ковром, высвечивая на нём мерцавшее серебро скрещённых шашек и сабель, кинжалов и дорогих охотничьих ружей, – подарки от именитых, известных всему миру, политических и государственных деятелей стран Варшавского договора: Х. Гофмана, Э. Хонеккера, В. Ярузельского…От дорогих земляков-дагестанцев и боевых друзей, от прославленных сослуживцев-командиров ВДВ и начальников Северной группы войск, командующим которой он, генерал-полковник Магомед Танкаевич Танкаев, был с 1968 года, и которая, во всеоружии стояла лицом к миру с объединённой группой войск НАТО в Европе. В то время СГВ – была одной из крупнейших в Вооружённых силах СССР и имела особый статус. Понятное дело, отсюда и жесточайшее требование – быть в постоянной боевой готовности, чтобы войска могли дать отпор решительно и молниеносно защитить интересы Родины. «Этим и определились те высочайшие требования, которые предъявлялись к личному составу, офицерскому корпусу, и конечно, в первую очередь к командующему СГВ. На эту ответственную должность назначались лучшие из лучших военачальников Советских Вооружённых сил. И был не писаный закон: через каждые четыре года здесь менялись командующие, как бы хорошо они не служили, как бы великолепно себя не проявили».1 Что ж…быть может, в этом была своя военная мудрость и логика: каждый из них мог внести свежую струю в боевую подготовку и мощь наших войск. …Под глазами генерала Танкаева залегли тёмные круги, и когда он во второй раз попытался отыскать плоскую картонную пачку любимого
«Казбека», рука его была напряжена и едва заметно дрожала. Он провёл тяжёлую ночь…Сны были наполнены вспышками ужасных картин былых
* * *
сражений, преследовавших его сквозь красный буран, свинцовый дождь, стылую слякоть военных дорог, бескрайних кровавых полей и речных переправ… Где он – зелёным, необстрелянным лейтенантом, с такими же ребятами, принял первое боевое крещение, с лихвой познав, до мозга костей, всю силу и стальную мощь третьего Рейха.
Эх, путь-дорожка фронтовая… В те огненные годы налитые смертоносным свинцом, сын Дагестана Магомед Танкаев, родом из затерянного в горах аула Урада, командовал взводом, ротой, батальоном, полком…
Его подразделения приняли участие в важнейших операциях, где решалась судьба нашего Отечества в составе Западного, Калининского, 4-го, 1-го и 3-го Украинских фронтов: в Смоленском, Московском, Сталинградском, Донбасско-Миусском, Корсунь-Шевченковском, Львовско-Сандомирском, Висло-Одерском, Пражском сражениях.
«…Магомеда Танкаевича можно было видеть там и только там, где особенно тяжело приходилось его воинам! Смуглый от природы, он совсем почернел от постоянного недосыпания и нервного перенапряжения…» Как Бог свят! Это строки из наградного листа…и таких листов было много.
Пехотные полки, которыми он командовал на фронте, были по достоинству отмечены высокими наградами:
823-му краснознамённому стрелковому полку за штурм и взятие города Дембица и успешные боевые действия в Львовско-Сандомирской операции было присвоено почётное наименование «Дембицкий»;
460-й полк был награждён орденом Александра Невского за доблесть и мужество, проявленные при овладении городом Рыбник
Великую Победу полк Танкаева М.Т. праздновал 9 мая 1945 года в освобождённом городе Прага. Преследование и уничтожение фашистов продолжалось до 12 мая.
* * *
…Было еще очень рано. Восточный горизонт едва-едва начинал светлеть, робко пытаясь бросить на улицы и бульвары Москвы первые тени. Магомед попытался уснуть. Но лишь только закрыл глаза, как перед ним вновь вспыхнуло разрывами лилово-чёрное, гудящее раскалённым металлом небо с огнистыми полосами; раскатистый гул вражеской артиллерии, рвал барабанные перепонки, четвертовал волю ураганным огнём…
Клочья былых сражений, как очереди трассирующих пуль, вновь и вновь опаляли память генерала.
Кто-то рядом за бруствером, упав на дно грязного окопа, бился в предсмертных корчах, облипший землёй и талым багряным снегом, скалил кричавший рот и истошно молил о смерти, точно жаждал, чтобы колючий огонь ударил в него, убил непрерывно-дикую муку.
– Застрели, умоляю!.. – солдат протягивал к нему красные, окутанные паром руки.
…Магомед хотел броситься к своему бойцу…Но в следующую секунду, под вспыхнувшим расплавленной латунью небом, в котором пылали лампады осветительных ракет, обгоняемый криками бойцов, яркими брызгами и тенями, что летели – скакали по ноздрястому снегу, к нему, пригибаясь под пулями, подбежал сержант Вершинин. Жадово хватая ртом воздух, дроглым сорванным голосом доложил:
– Товарищ капитан! Танки!! С левого фланга…Прор-рвали оборону!..Отходить надо! Как червей…на гусеницы намотают…– животный страх заливал мутью телячьи глаза Вершинина. Подпоротая свинцом щека дрожала, из раны частила кровь.
– Сер-ржант! – капитан, точно орёл когтями, сгорстил Вершинина за грудки и яростно встряхнул, разорвав ворот гимнастёрки. – Что, сержант? Страшно умереть за свою Родину? Да я тебе, собака, прежде намотаю кишки на свой кулак! Где Кравчук? Где твой командир третьего взвода?
– Убит! Блиндаж накрыло…Связи нет, капитан!
– Связь наладить!! Принимай взвод, сержант! Раздать гранаты! Будем бить псов бронебойными. На смерть стоять! Понял приказ?! – впиваясь в землистое лицо сержанта чёрными с фиолетовым отливом глазами, яростно прорычал ротный Танкаев.
Он хорошо помнил, как воспрял духом сержант, а на его окаменевших скулах слабо загорелся румянец решимости и надежды выстоять, выжить.
Вершинин, дёргая шершавой, грязной от крови и пороховой гари щекой, щурясь от ртутного света разрывов, обжигавшего его расширенные зрачки, хрипато выпалил:
– Так точно, товарищ капитан. Есть стоять насмерть! – В глазах его больше не белел и не прыгал через скакалку страх. Капитан Танкаев, бесстрашный аварец, командир их роты, который ни разу не прятался за спины своих бойцов, – стоял перед ним; как воплощение вековечной, неукротимой стихии, витающей в Кавказских ущельях, воспроизводимой в каждом поколении горцев, – стоял перед ним, готовый драться и умереть со своими солдатами, но не сдать позицию, не отступить перед стальной, огнедышащей мощью врага.
Впереди послышался тяжёлый гуд моторов. Оба прикипели напряжёнными взорами к расцвеченной всполохами холмистой воронежской степи.
…Накануне, какой-то важный краснобай из особистов, с пеной у рта убеждал офицеров штаба 472-го стрелкового полка, что де у фрицев ныне мало топлива и боеприпасов. Поиздержались…Что немцы-колбасники, – народ дюже пунктуальный и покуда не сунутся, не попрут…Будут следовать инструкциям и циркулярам своего вышестоящего начальства. Станут «крестовики», «псы-рыцари» дожидаться подвоза боеприпасов и топлива для своих железных «клейдесов» и «першеронов». «Что ж, гоготала ворона, как гусь, и – рот разорвала», – подумал тогда капитан Магомед Танкаев и оказался прав.
