Огромный и неповоротливый транспортер-разведчик Российской Империи «Старец» мягко выскользнул из прыжковых ворот, вспыхнув сверхновой в Восьмом дальнем галактическом секторе, и приступил к торможению, которое будет длиться почти год. В криогенных капсулах спали двести инженеров, техников и военных специалистов, для которых полет займет две недели – время, необходимое для реабилитации после пробуждения. Секретная миссия имела множество запасных планов, но цель была одна – строительство новых выходных ворот для освоения перспективного галактического сектора.
«Восьмерку» открыли недавно, и туда рвались все, в первую очередь, АДА – Американский Демократический Альянс, который пытался успеть везде, тратя нагулянный за века капиталистического развития жирок и испытывая на прочность нервы союзников. Адовцы в свойственной им манере нагружали единственные прыжковые врата Земли, имеющие статус международных и давно напоминающие перегруженный автобус, в который лезли безбилетники. Строительство новых прыжковых врат было вопросом времени, а так как инициатива Российской Империи могла вызвать очередной виток войны, то проект, поддержанный также Азиатско-Африканским Союзом, держался в тайне.
Как гласила одна мудрая пословица: чего не должен знать твой враг, не говори того и другу. И хотя именно адовцы были виноваты в том, что секретная миссия повисла на волоске, провал едва не случился совсем по другим причинам.
Искра была также далека от политики, как ее капсула сна – от родного Ульяновска. Ей снились вишневый сад в цвету, сырой, волнующий запах мая, корявые монгольские дубы на утесах, синее море, отражающее безоблачные высоты, глядя на которые совсем не хотелось думать о кораблях и далеких галактиках. Когда в ее криогенный контейнер стал поступать охлаждающий газ, а через катетер в вену хлынул сложный фармацевтический коктейль, что вкупе должно было погрузить в гибернацию, в голове Искры крутилась одна назойливая песенка. «У меня есть все звезды на небе, но я так тоскую по маленькой лампе, не зажженной у меня дома», – пела незнакомая певица. На военной базе на Маркаряне, где когда-то служила Искра, эта песня звучала везде, включая столовые и госпитали.
Дома в Ульяновске ее тоже ждала лампа на окне. Искра покинула родительский очаг в шестнадцать, расставшись с семейным гнездом, как и любой подросток – импульсивно, с кровью, пролитой у себя и у родных. Сейчас Искре минуло двадцать восемь, и через два года должна была исполниться мечта, которой она жила всю войну, плен, лечение, а потом вынужденную работу. Тридцать – не самый плохой возраст для того, чтобы зажечь лампу на окне и начать все сначала.
Капсула медленно вращалась, а Искре снился суп из молодой крапивы, который мать всегда готовила по весне. Крапива в изобилии росла на даче, подпирая забор и кусты смородины, но Капитоновы покупали зелень у одной старушки на рынке, которая напоминала им рано ушедшую из жизни всеми любимую бабушку – мать отца. То был ее рецепт, баб-Люды, которая находила язык со всеми, даже с колючим подростком, какой росла Искра. Суп считался овощным, но баб-Люда добавляла туда копченую колбасу, ту, которая с дымком. А к нему салат из редиса с черемшой, дерущий глотку, словно наждачка, но после которого во рту становилось тепло, как летом. Добавить еще кусок черного домашнего хлеба только что из духовки и душистый чай из смородиновых почек – и ностальгический рецепт из молодости был готов.
Девушка сглотнула и попыталась заворочаться, но крепежные браслеты надежно фиксировали тело, присоединенное к питательным капельницам. Искра застонала, и система жизнеобеспечения ввела успокоительные. Но они не подействовали, потому что приятный сон о родительском доме и крапивном супе сменился кошмаром о метаботах.
Хромированные щупальца состояли из тысячи сегментов и гнулись во все стороны, идеально приспособленные для проникновения. Темнота и боль перемежались ослепительными вспышками, от которых не защищали даже веки, потому что их к тому времени ни у кого из пленных не осталось. Тогда Искра и осознала смысл фразы «спать с открытыми глазами». Метаботы все знали о человеческом теле, ведь их создатели могли стать теми самыми разумными гуманоидами, которых человечество безуспешно искало за все столетия исследования космоса. Но создателям метаботов не повезло – сотворенные им машины уничтожили расу до последнего представителя, оставив людям лишь слабое напоминание о некогда могущественной цивилизации.
Кошмар Искры перешел в реверсивное сновидение, потому что, потеряв сознание на пыточном столе метаботов, она снова перенеслась домой, на этот раз в рабочий кабинет отца в недосягаемом Ульяновске. В распахнутое окно на первом этаже с интересом заглядывают вишневые ветки, роняя белые лепестки на пол, а махина принтера, громоздящаяся у двери, с легким шипением печатает новую модель шаттла, которая займет почетное место среди десятков других мини-кораблей в особом шкафу. Маленькая Искра сидит на отцовских коленях, глядит то на планшет, где рождается очередное чудо, порожденное инженерным гением старшего Капитонова, то на блестящие дверцы шкафа-витрины, куда детям нельзя. От отца пахнет чаем с лимоном, печеньем с корицей и хвойным одеколоном, в очках задорно отражаются блики с экрана, на губах – смешинка, потому что скучающая Искра то и дело начинает его щекотать. Ей шесть, а впереди целая жизнь, которая, конечно, должна быть наполнена исключительно счастьем.
Порыв ветра забрасывает маленькую Искру вишневыми лепестками, и она больше не видит, потому что вновь оказывается в тюремной камере метаботов. Там темно и тихо, не считая моментов, когда ее хриплые крики раздирают пространство, словно ржавый нож вонзается в уставшую плоть. Горло будто набито стеклом, но Искра кричит снова и снова, пока не начинает задыхаться от удушливых щупалец зловония, проникающих отовсюду в нос, разъедающих глаза и кожу. Сначала она еще пыталась определить вонь, больше для того, чтобы не забыть то человеческое, что пытались вытравить из пленных метаботы. Так могла вонять тухлая рыба, если ее напичкать луком с чесноком и спустить в канализацию. Потом зловоние принимало сладковатые оттенки гниющего мяса в помойном ведре, а дальше фантазия Искры заканчивалась, уступая место постоянной спутнице – боли. Та конкуренции не терпела, вытесняя из мира Искры все до последнего воспоминания.
Молодая женщина дернула головой, стукнувшись о мягкую обшивку криогенной капсулы, и плавно перетекла в другой кошмар. Боль стала ее подругой, отправляясь с ней повсюду, куда бы Искру не забросило. Вот и в госпитале, когда он, тот, кого Искра и не надеялась встретить, вдруг неожиданно появился, заявив, что пришел попрощаться навсегда, уже другая боль крепко сжала ее сердце и давила до тех пор, пока Искра не выдержала и не разрыдалась вопреки строгому наказу доктора новые глаза не напрягать. Правда – напиток горький, неприятный, а, в ее случае, еще и ядовитый. Новая Искра была не нужна человеку, мысли о котором помогли выжить.
