Шерлок Холмс долго стоял, склонившись над микроскопом с небольшим увеличением, затем выпрямился и с торжествующим видом повернулся ко мне:[1]
– Это клей, Уотсон, безусловно, это клей. Взгляните-ка на эти частички! – Я подошел к нему и подстроил фокус под себя. – Вот эти волоски – ворсинки от твидового пальто. Серые комочки неправильной формы – пыль. Слева – чешуйки эпителия. А вон те коричневые шарики в центре – вне всякого сомнения, клей.
– Ну что ж, – рассмеялся я, – готов поверить вам на слово. От этого что-нибудь зависит?
– Это великолепная демонстрация. Вы, может быть, помните, что в деле об убийстве на станции Сент-Панкрас рядом с телом убитого полисмена было найдено кепи. Обвиняемый отрицает, что оно принадлежит ему. Однако он занимается изготовлением рам для картин, а значит, постоянно пользуется клеем.
– Вы занялись этим делом?
– Нет, просто мой друг Меривэйл из Скотленд-Ярда попросил меня ознакомиться с ним. С тех пор как я изобличил фальшивомонетчика, обнаружив в швах его манжет частицы меди и цинка, они осознали пользу микроскопа. – Холмс нетерпеливо взглянул на часы. – Я жду нового клиента, но он почему-то задерживается. Кстати, Уотсон, вам что-нибудь известно о скачках?
– Еще бы! Я оставляю на них половину своей пенсии по ранению.
– Тогда я использую вас вместо «Настольного справочника завсегдатая скачек». Слышали вы имя сэра Роберта Норбертона?
– Разумеется, я слышал о нем. Он живет в старинном поместье Шоскомб, я знаю это точно, поскольку сам снимал там одно время летний коттедж. Норбертон – субъект по вашей части.
– В каком смысле?
– Недавно он избил кнутом Сэма Брюэра, хорошо известного ростовщика с Керзон-стрит. Это случилось на Нью-Маркетской пустоши. Он забил беднягу чуть не до смерти.
– Хм, как интересно! И часто он попадает в подобные истории?
– У него репутация опасного человека. Его считают самым отчаянным наездником во всей Англии; несколько лет назад он взял второе место на Больших национальных скачках. Он человек другого поколения. В эпоху Регентства он был бы известным щеголем, боксером, атлетом, посетителем клуба завсегдатаев скачек, любимцем женщин. А сейчас про него можно сказать, что он сбился с пути и едва ли сумеет выйти на верную дорогу.
– Капитальная справка. Кажется, я знаю его. А что представляет собой поместье Шоскомб?
– Оно расположено в центре Шоскомбского парка, там же находятся знаменитый Шоскомбский стадион и конюшни.
– А главного тренера зовут Джон Мэйсон. Не удивляйтесь, Уотсон: просто я держу в руках письмо от него. Что еще вы знаете о поместье Шоскомб? Кажется, я напал на богатую жилу.
– Есть еще шоскомбские спаниели, – добавил я. – Они участвуют на всех собачьих выставках – самые породистые в Англии. Эти спаниели составляют гордость хозяйки поместья Шоскомб.
– Полагаю, речь идет о жене сэра Роберта Норбертона?
– Сэр Роберт никогда не был женат. И вряд ли когда-нибудь женится с таким характером. Он живет вместе с овдовевшей сестрой, леди Беатрис Фолдер.
– Вы хотите сказать: она живет вместе с ним?
– Отнюдь нет. Поместье принадлежало ее последнему мужу, сэру Джеймсу. У Норбертона нет на него никаких прав. А у леди Беатрис пожизненное право на поместье, после ее смерти оно перейдет к брату сэра Джеймса. До тех пор она получает ежегодную ренту.
– А братец Роберт, полагаю, тратит деньги на свои нужды?
– Скорее всего да. В жизни он сущий дьявол; ей, должно быть, с ним нелегко. Однако я слышал, она очень привязана к брату. А что там у них в Шоскомбе произошло? Почему вы заинтересовались этим местом?
– Хотел бы я знать это сам. А вот и человек, который все нам расскажет.
Дверь отворилась, и в проеме обозначилась фигура высокого, чисто выбритого мужчины с суровым и властным выражением лица, какое бывает у людей, которые держат в повиновении лошадей или мальчишек. Мистер Джон Мэйсон имел в достаточной мере дело и с теми и с другими и, судя по всему, вполне соответствовал возложенной на него задаче.
Он холодно поклонился нам обоим и сел на стул, указанный ему Холмсом.
– Вы получили мою записку, мистер Холмс?
– Да, но она ничего не объясняет.
– Дело слишком деликатное, чтобы доверить его бумаге. И слишком запутанное. Мне проще рассказать о нем с глазу на глаз.
– Ну что ж, мы полностью в вашем распоряжении.
– Ну, во-первых, мистер Холмс, я полагаю, что мой хозяин, сэр Роберт, сошел с ума.
Холмс приподнял брови.
– У нас здесь Бейкер-стрит, а не Харли[2], – сказал он. – Но что навело вас на эту мысль?
– Сэр, когда человек совершает один странный поступок, ну пусть два, это еще ничего не значит, но, когда он совершает только странные поступки, вы задаетесь вопросом: а в здравом ли он уме? По-моему, его свели с ума Шоскомбский Принц и предстоящее дерби[3].
– Шоскомбский Принц – жеребец, которого вы тренируете?
– Лучший в Англии, мистер Холмс. Уж я-то знаю. Я буду с вами откровенен, поскольку вы человек чести и никому не расскажете о нашем разговоре. Сэр Роберт намерен выиграть дерби. Он увяз в долгах, и это его последний шанс. Все, что он собрал и занял, поставил на эту лошадь, а ставки очень высоки! Сейчас ставки на Принца принимаются из расчета один к сорока. Но когда он начинал выступать на нем, они были чуть ли не один к ста.
– Отчего же, если конь так хорош?
– Публика не знает его истинных возможностей. Сэр Роберт перехитрил «жучков»[4] – до сих пор он выставлял на скачках единокровного брата Принца. Они так похожи, что их не отличить, даже если поставить рядом. Но в галопе Принц за двести метров обойдет своего брата на два корпуса. Сэр Роберт забыл обо всем на свете, кроме этой лошади и скачек. Он поставил на них свою жизнь. Уговорил ростовщиков отсрочить выплату кредита до дня скачек. Если Принц проиграет дерби, сэр Роберт пропал.
– Похоже, он отчаянный малый, но при чем тут сумасшествие?
– Ну, для начала достаточно посмотреть на него. По-моему, он вообще перестал спать по ночам. Все дни напролет проводит в конюшне. Глаза дикие. Может быть, у него сдали нервы, не знаю. А как он переменился к леди Беатрис!
– Да? И в чем это выражается?
– Всю жизнь они были лучшими друзьями. У них совершенно одинаковые вкусы: она любит лошадей не меньше, чем он. Каждый день в один и тот же час леди Беатрис подъезжала взглянуть на них – и, конечно же, отдавала предпочтение Принцу. Он узнавал скрип колес ее ландо на гравийной дорожке и выходил к ней навстречу, чтобы получить свой кусок сахара. Но сейчас все это в прошлом.
– Отчего же?
– По-моему, она напрочь утратила интерес к лошадям. Вот уж с неделю, как она проезжает мимо конюшен, даже не бросив нам «доброе утро».
– Полагаете, дело в ссоре?
– В жесточайшей, глубокой, грозящей разрывом! Иначе как сэр Роберт отдал бы в чужие руки ее спаниеля, которого она любила, как родное дитя? Он отдал его несколько дней назад старому Барнсу – владельцу «Зеленого дракона», что в трех милях от Крендалла.
