1
Кто эту книгу открывает,
И слышит шелест за собой?
Ах! Это речка остывает,
Мерцая медной чешуей…
Смотри: на синем туча тает,
Зубчатых елей синий ряд,
Студеная звезда сверкает,
И брызги славою слепят!..
Зашторен луч лесного лета:
Армада туч несет грозу.
Высвечивает сигарета
Пчелы пузатую красу.
2
Костер угас. И вижу снова
Лесного лета острова.
Искрой листа блеснуло слово.
Как листья, ссорятся слова,
Еще горючие – сперва, —
И туч летучая молва,
И тучный город за горою!..
Под ливень шпарит вор пера!..
И, с первым прочерком утра,
Редеет сумрак. Сам собою…
Костер угас. И вновь приснится
Листвы несметная молва,
Речной тростник, ночная птица,
Как угли жаркие слова:
«Кто эту книгу открывает,
Рукой от жара заслонясь?
Ах! Это речка остывает,
Медлительным огнем струясь…»
3
Кто эту книгу открывает,
Рукой от жара заслонясь?
Ах! Это речка остывает,
Медлительным огнем струясь…
Закат за горой загорает —
Горячих елей рдяный ряд…
Нарядная гора сияет,
И брызги севером слепят!..
Все реже речь лесного лета.
Смирен у берега паром.
Посвечивает сигарета
Сиреневым поводырем…
4
Костер угас. И вижу снова
Лесного лета острова.
В листве берез блеснуло слово.
Как листья, искрятся слова,
Остроконечные – сперва, —
И ветра шквальная молва,
И пламя звезд в плаще прибоя!..
Стихает ливня детвора!..
И, с первой негою утра,
На даче спят. Само собою…
Костер угас. И вновь приснится
Листвы несметная молва,
Лесной тростник, ночная птица,
Как память прочные слова:
«Кто эту книгу открывает,
Во все глаза во тьму глазя?
Ах! Это речка остывает,
Лавиной света просквозя…»
5
Кто эту книгу открывает,
Во все глаза во тьму глазя?
Ах! Это речка остывает,
Лавиной света просквозя…
Ты скажешь: «Небо, солнце, стая,
Зубчатых елей синий ряд.
Огневая река блистает
И брызги смутою слепят!..»
Строкою воздуха и света
Закрыто маковое лето.
6
Закрыто маковое лето.
Но лед рулад и лад ключей
В лучах фагота и кларнета,
От рыжей ночи до рассвета,
С годами строже, и звончей…
7
Это воды – облака.
Это годы. А пока
Пароходик на реке,
Словно перстень на руке.
Я ухожу в полет. Ревёт мотор на старте.
Стремительный разбег – и тает самолёт…
Весна сошла с ума: цветут сирени в марте!..
Я ухожу в полёт.
Вперёд!.. Когда – вперед – и горы гор с горою,
Когда лучей и лет певучий тает лёд…
Лазоревой луной, небесною тропою
Я ухожу в полёт.
На перекрестье – цель! Знакомая до боли
Мерцающая цель, царица миражей!..
И вот уже горит, горит моя недоля
Несбывшихся надежд, не взятых рубежей!..
Безумствует мечта – щебечущая стая,
Безумен дирижер, попавший в переплёт!..
Пока любовь молчит и за окном светает, —
Я ухожу в полёт.
1998 г.
Что цветы? Как малы дети!
Белый, красный с белым – вместе!..
Ждет машина. Солнце светит.
Белая фата – невесте.
Вести сказочного счастья:
«Только за порог, а там уж!..»
Как поспешно, как ненастно —
Так порой выходят замуж.
Кто маячит у подъезда?
Либо он решится, либо!..
Красный, красный с красным – дерзко:
«Счастья вам!» В ответ: «Спасибо!..»
Дзинь соседу: – Выпьем, что ли?
«Что случилось?» – С променада —
Зуб. С ума сойду от боли…
Нет, не то. Но выпить – надо…
Что за сон порой приснится —
Сон-неведомые вести?
…Пир горой. Толпа теснится.
Белая фата – невесте!..
I
И вновь стихам зачин означен.
И разорвется жизни кокон,
Когда воробышек, как мячик,
Проскачет мимо наших окон.
Он занавес открыл. И все же.
Не понимаю я нимало:
С такою неумытой рожей
Какого черта солнце встало?!..
Вперед, вперед к заветной цели!..
И, отрезвить зарю рискуя,
Я размечаю акварели,
Стервозным воздухом рисуя!
II
И вновь стихам зачин означен.
И разорвется жизни кокон,
Когда воробышек, как мячик,
Проскачет мимо наших окон.
Он занавес открыл. И все же.
Не понимаю я нимало:
С такою неумытой рожей
Какого черта солнце встало?!..
Вперед, вперед к заветной цели!..
И, синий свет затмить рискуя,
Я размечаю акварели,
Кленовым пламенем рисуя!
III
И вновь стихам зачин означен.
И разорвется жизни кокон,
Когда воробышек, как мячик,
Проскачет мимо наших окон.
Он занавес открыл. И все же.
Не понимаю я нимало:
С такою неумытой рожей
Какого черта солнце встало?!..
И вдруг, в захламленном чулане,
Я замечаю, изумленный,
Листы раскрашенных желаний —
Луной и воздухом зеленым!
Не ведая сомнительных утех,
И всякий раз судьбу благодаря,
Мы, может быть, живем счастливей тех,
Кто нас пленил строкой календаря.
Веселый сатана, лукавый грех —
Путеводитель без поводыря!..
Мы, может быть, еще тщеславней тех,
Кто нас пленил строкой календаря.
И шпаги на ветру, и алый снег,
И вечные, бескрайние моря!..
Мы, может быть, еще беспечней тех,
Кто нас пленил строкой календаря.
У нас в руках неукротимый свет:
Волшебный слог, пронзительный сонет.
1998 г.
То вершины ветвей поглажу,
То стремительно вниз лети!..
Поезд тычется, как портняжий,
В ушко ниточкою пути…
Жми, мой скорый, без остановок,
Только прошлое догони, —
Напевающий босанову,
Осыпающий в ночь огни…
Налипает на стекла охра.
В летаргический сон клоня,
Кинокадрами скачут окна,
Возвращающие меня…
Поезд – всадник кочевьей плоти.
И нагрянет из-под земли:
Только топот и топ… в полете,
Только пыль заклубит вдали…
Тянет тамбур в предгрозье сада,
Где сирень и пчела-швея,
Где светало «Второй балладой», —
Здесь осталась любовь моя!..
Голубая игра на пляже:
Веер брызг и смешок: «Плати!..»
Поезд тычется, как портняжий,
В ушко ниточкою пути…
Стрекозиные занавески.
Красный дом и зеленый сад.
Это яблоки, как подвески,
На осенних ветвях висят!..
Это птиц перелетных повесть!..
Ускоряя, смиряя бег,
Исчезает из вида поезд,
Затихает твой плач, твой смех…
То вершины ветвей поглажу,
То стремительно вниз лети!..
Поезд тычется, как портняжий,
В ушко ниточкою пути…
I
Не якшаюсь я с надменной знатью!..
Мне и жизни, мне и смерти мало!..
Только роз простуженных бальные платья
Обращу в венецианские бокалы.
И пока, Моне подражая,
Дождь по стеклам вершит наитья,
Книгу чопорной памяти читаю
О чудных и чудных событьях.
Лишь потом, засыпая помалу,
Когда заискрится сон лавиной,
Вижу: венецианские бокалы
Исчезают упряжкой лебединой…
II
Я не стану золотою знатью!