Пролог №1. Разговор автора с издателем
Издатель: …ну и что за мутотень вы мне предлагаете?
Автор: Я предлагаю вам главный сюжет европейской литературы, интересовавший писателей со времён Древней Греции – историю самопознания человека, обретения своей истинной сущности.
Издатель: Вот я и говорю – мутотень. Вы бы ещё дипломом потрясли… филолух. Кому сейчас нужно это ваше умничанье? Современному читателю нужно, чтобы была детективная интрига в духе Акунина. Тайна какая-нибудь, зашифрованное послание или заговор. И мистика. И желательно грязный секс. Это ещё Джон Фаулз сообразил в дремучие шестидесятые. А вы подсовываете какой-то эпистолярный роман между героем и героиней, которые так никогда и не встретятся! Да в наши дни даже школьницы не захотят это читать. Потому что даже школьницы сейчас хотят детектива и секса.
Автор: О времена, о нравы! Однако расслабьтесь, уважаемый издатель. Вы хочете специй – их есть у меня. В этой истории будет детективная интрига. Бесследно пропавшая девушка годится?
Издатель: Ну-ка, поподробнее…
Автор: В 1924 году в Лондоне бесследно исчезает дама лёгкого поведения, широко известная в узких кругах…
Издатель: А дальше?
Автор: В её убийстве подозревают известного психоаналитика… В общем, дальше будет и мистика, и зашифрованное послание. И, что абсолютно гарантировано – ряд откровенных эротических сцен. Плюс необычайная развязка, которая, несомненно, вас позабавит. Видите ли, иногда простой вопрос, кто есть кто на самом деле, может бросить совершенно иной свет на всю историю. А впрочем, вам лучше прочесть роман.
…за окном стоит непроглядный мрак, в котором бледными пятнами расплываются фонари Олд Комптон-стрит – в декабрьском тумане они почти не дают света. Моя комната освещена лишь одной настольной лампой, по обеим сторонам от которой воняют обвисшие букеты крапчатых орхидей. Эти нахалы из бара в Сохо жмутся и покупают цветы по дешёвке, когда торговцы распродают несвежие. На кровати, поверх скомканных простынь из лилового атласа, всё ещё валяются чёрные ажурные чулки и чёрное плиссированное платье новейшего фасона, бесстыдно скопированного здешней модисткой с картинки мадам Шанель. Я только что выпроводила хлыща, не желавшего уходить, и сижу в пеньюаре за пишущей машинкой. Мне всё-таки надо ответить на то письмо.
Когда он написал мне в первый раз, мне было смешно. Как хорошо, что у меня есть пишущая машинка (некоторых это возбуждает). Почерк мог бы меня выдать. Я откликнулась на его письмо из чистого любопытства – что будет дальше? Но игра слишком затянулась, и я уже не нахожу в этом ничего забавного. Вначале я боялась, что он меня раскусит, теперь я этого хочу. Но он слишком самонадеян, чтобы догадаться о правде (уж я-то его знаю!). Не могу же я сообщить ему обо всём сама. Он решит, что я спятила (или что спятил он). Нет, он должен сам до всего докопаться.
Каплю духов на письмо. Вот так.
Утром 26 сентября 1924 года старший инспектор Скотланд-Ярда Морис Каннингем проснулся с головной болью. Солнечный свет, падавший в щели между шторами, вызывал мучительную резь в глазах. Жмурясь от боли, инспектор с трудом выполз из постели. Письменный стол был в противоположном углу, и несколько шагов по тесной квартирке-студии показались инспектору длинным переходом по африканской пустыне. Со стоном выдвинув ящик стола, Каннингем нащупал там пузырёк с аспирином, проглотил сразу две таблетки и запил водой прямо из графина. Затем обтёр ладонью мокрый подбородок и рухнул в кресло.
– Чёрт знает что! – вслух произнёс он, глядя перед собой в пустоту.
Иных слов для описания ситуации, в которой он оказался, подобрать было невозможно. На прошлой неделе ему передали дело доктора Арнесона, которое грозило безнадёжно зависнуть. Как прозрачно намекнули ему в Скотланд-Ярде, от него ожидали, что он проявит свойственную ему дотошность и добьётся результатов там, где оказался бессилен его предшественник. На данный момент единственным результатом дотошности Каннингема стал приступ жестокой мигрени.
И в самом деле, история была запутанная. Доктор Сигмунд Арнесон, блестящий норвежский психоаналитик и учёный мирового значения, жил в Лондоне уже несколько лет. Около года назад он познакомился с некоей Каролиной Крейн, девицей без определённых занятий и с более чем сомнительной репутацией. У них, несомненно, завязался роман, о чём свидетельствовала обширная любовная переписка, обнаруженная в квартире доктора на Харли-стрит. Имелись свидетели того, как мисс Крейн входила в подъезд его дома. В начале августа этого года мисс Крейн внезапно исчезла, и никто её больше не видел.
Доктор Арнесон, поначалу проходивший по делу как свидетель, вёл себя на допросах чрезвычайно странно. А когда в ходе допроса других свидетелей выяснилось, что постоянно проживавший в его квартире ассистент Стивен Роу был также неравнодушен к мисс Крейн, доктор естественным образом превратился из свидетеля в главного подозреваемого и уже некоторое время находился в полицейском участке Кэннон-Роу при главном здании Скотланд-Ярда – что начинало привлекать к лондонской полиции не вполне здоровое внимание прессы.
Проблема состояла в полном отсутствии улик. Если Арнесон и впрямь убил Каролину Крейн, он должен был спрятать тело, но как он это мог сделать, было неясно. Как раз в те дни, когда её исчезновение встревожило знакомых, никто не мог припомнить, чтобы он выходил из дома, и даже если бы он вышел, избавиться от тела было бы не так просто – и Темза, и ближайший парк были достаточно далеко. Полиция обыскала все подвалы и чердаки в радиусе мили – без каких-либо результатов. Словом, ни малейших улик против доктора не нашли, если не считать кое-какой женской одежды, обнаруженной в шкафу у экономки и явно чересчур дорогой и нарядной для неё. Экономка показала, что эти вещи подарил ей сам хозяин для её дочери, однако художник Уильям Блэкберн, которому пропавшая девушка неоднократно позировала, опознал её платье и шляпку. Тем не менее никаких следов крови на одежде не оказалось.
После некоторых размышлений решили прибегнуть к детектору лжи. Вопреки ожиданиям, эта угроза не только не смутила Арнесона, но даже скорее развеселила. Результаты же и вовсе оказались невразумительными. Если верить детектору, Арнесон не прятал трупа и не помогал живой мисс Крейн уехать из Лондона. Но, когда ему задали простейший вопрос – знает ли он, где сейчас находится мисс Крейн, – и он ответил отрицательно, детектор чуть не взорвался. Доктору предложили объясниться по этому поводу, но он решительно отказался что-либо говорить.
– Вполне возможно, – рассуждая сам с собой, произнёс Каннингем, – что он убил её не своими руками. Нанял какого-нибудь бродягу подстеречь её и столкнуть в реку. К примеру.
