Песчинки стремительно текли сквозь узкую горловину песочных часов. С тихим шорохом обгоняли друг друга, спеша поведать завершившим путь сестрам, что ждать осталось недолго: их становилось все меньше и меньше. И пора уже было привратнику приглядеть за часами, чтоб не пропустить момент, перевернуть, начать отсчет следующего столетия мира – как бывало не раз.
Привратник почему-то задерживался. Песчинки обеспокоено шуршали, словно шептали: «Поспеши, поспеши, поспеши…». И уже слышался металлический скрежет тяжелого чешуйчатого тела, все чаще доносились из-за двери жутковатые звуки скребущих по камню когтей… Казалось, запертое в пещере чудовище знало: стоит последней песчинке упасть и время покоя закончится.
Привратник спал, убаюканный песнями ветров над снегами гор. Он не слышал предупреждения песчинок, не слышал, как ворочается в темнице зло. Не видел крадущейся тени на пороге привратницкой.
Тихо скрипнула дверь. Мягким, бесшумным шагом тень скользнула в теплую комнатушку. Сверкнул нож в мягком сиянии свечи и ударил в спину спящего. Привратник даже не вскрикнул…
…Встревоженный взгляд оторвался от бега песчинок, пробежал по черным камням, метнулся к мертвой привратницкой. Связанная с часами сжалась в дрожащий комочек, словно в предчувствии знакомой боли, и вдруг поняла, что все закончилось: убийца сделал свое дело. Обратной дороги быть не могло.
Бледные губы дрогнули, шепча бесполезную просьбу прощения, и ветер подхватил тихий голос, взметнулся ввысь, унося на призрачных крыльях Зов. Она верила, что сумеет вырваться из ловушки. Спустя тысячу лет все должно было закончиться.
…Песчинки продолжали свой путь, их становилось все меньше и меньше.
Глава 1. Кошмары и прелести отпуска
или не спеши, а то успеешь
Тьма – быть в ней – опасность.
Украинский сонник
Тьма. Она клубится вокруг меня, опутывает липкими щупальцами… Качаются темные волны… Моя сущность двигается вместе с ними, с мрачными мелодиями, что тревожно звенят в бесконечной дали. И в то же время страшное спокойствие, отсутствие жизни – невозможность пошевелить ни рукой, ни ногой. Чернота схватила меня, не отпускает, увлекает в призрачные сумерки сознания. Ни капли света, ни лучика… Глаза не могут рассмотреть что-либо в кромешной тьме.
Чувствую, как возле меня возникает некто. Он огромен, рядом с ним я похожа на жалкую пылинку, что незримой точкой кружится под черными ветрами. Холодное дыхание пронизывает меня… Чей-то яростный взгляд прожигает онемевшее от страха тело, стремясь заглянуть в самую душу. Желание увидеть, только оно позволяет рассмотреть громадные чешуйки, поблескивающие сквозь клубы мглы. Длинное тело кажется бесконечным, оно обвивается вокруг, надвигается, и я задыхаюсь от осознания его невероятной тяжести…
Где я? Словно в другом мире, странном, совершенно не похожем на бетонные джунгли… И этот печальный голос, на грани слышимости: «Приди…»
– Эй, Ксю, проснись!
Пробуждение напоминало отчаянный рывок из темной, засасывающей глубины к далекому свету. Мучительный кошмар неохотно выпустил сознание. Я болезненно поморщилась и открыла глаза, заморгала, ослепленная ярким светом, льющимся в окно. Надо мною склонялась Инка, трясла за плечи, щекоча лицо медно-рыжими прядями.
– Ну, наконец-то! – облегченно выдохнула она и сочувственно улыбнулась.
– Что случилось? – я завозилась в постели, борясь с неприятным оцепенением, сковавшим тело.
– Да кричала ты, вот что! – воскликнула Инка, пряча тревогу за показным раздражением. – Что, опять кошмар приснился?
Я нахмурилась, бесполезно пытаясь поймать ускользающие обрывки сновидения.
– Не помню… А что кричала-то?
Инка присела на краешек кровати, тщательно разгладила на коленях юбку, и уже спокойно ответила:
– Да чушь какую-то несла… Слушай, Ксю, может тебе все-таки успокоительного на ночь попить, а? Ты меня своими криками уже пугаешь.
– Ой, к черту успокоительное, – проворчала я, сворачиваясь клубком. – Вот съезжу к родителям, подышу свежим воздухом, отдохну, и все пройдет.
– Счастливая. Мне до отпуска еще полтора месяца пахать, – с легкой завистью вздохнула Инка и, взглянув на часы, затараторила. – Все, Ксю, я побежала – опаздываю! Хорошего тебе отдыха, кушай фрукты, дыши свежим воздухом, в общем – оторвись там за обеих. Кстати, чайник горячий, и я кашу сварила, правильную, не то, что твои эмульгаторы с красителями из пакетика. Разогревай и ешь. Целую!
– А ты куда в такую рань? Выходной же, – удивленно спросила я, разглядывая в полумраке прихожей обувающую босоножки подругу.
– А у меня важная встреча, – хитро подмигнула Инка, не собираясь вдаваться в подробности. Да в них и не было нужды, я и так знала, куда она спешит: последние дни Инка порхала по квартире в блаженном предвкушении скорого предложения. Видимо сегодня оно и случится, знаменательное событие в Инкиной жизни.
Хлопнула дверь. По лестнице, удаляясь, процокали каблучки, и я осталась одна. В наступившей тишине, если к городской квартире вообще применимо слово тишина, слышно было тихое капание подтекающего в кухне крана. Электронные часы показывали десять утра, значит, можно еще поспать. Или встать? Все равно ведь уже не усну.
Желание еще немного поваляться победило, я вытянулась в постели и попыталась собраться с мыслями.
Что же мне все-таки снилось? Не помню. Только смятая подушка, да чуть влажная простыня, противная на ощупь, безмолвно подтверждали, что сновидение было, мягко сказать, не из приятных. Опять приснилось что-то кошмарное, но вот что – хоть убей, не помню. В памяти сохранились лишь невнятные обрывки: странные башенки на сером горизонте, горные пики под снежными шапками, в небе что-то сверкает и пульсирует, а затем наступает чернота. Колышется, как живая. И голос, тихий, печальный, будто одинокая свирель, зовет куда-то…
Я села в постели, тряхнула головой, изгоняя навязчивый шепоток, и испуганно подскочила от пронзительной трели мобильного.
– Иди ты… – опознав вызывающего, буркнула я и в сердцах отбросила телефон. – Тебя-то мне как раз и не хватало, с утра пораньше.
Звонил Ванечка, мой приятель, с недавних пор решивший сменить статус с приятельского на нечто более интимное. Крайне удивленная сменой Ванечкиного настроения, я старалась не обращать внимания на его намеки и ухаживания, давая понять, что он симпатичен мне только как друг. Тогда Ванечка задал откровенный вопрос в лоб, добившись прямо противоположного результата: я стала его избегать и серьезно задумалась над возможностью дружбы между мужчиной и женщиной. Попытки с ним объясниться ни к чему не приводили. В конце концов, придя к выводу, что Ванечка оказался из того разряда мужчин, которые слово «нет» понимают как «да», я окончательно решила поставить точку в этой истории.
