Снаряд дважды в одну воронку не падает. И что? В связи с чем ему в голову залетела эта банальность?
Ах да! Юбилейный круиз на теплоходе «Хирург Бекетов» вспомнился[1]. Из него, как из глубокой трясины, Петр едва выплыл, кое-как выпутался, случайно оставшись живым и невредимым. С тех пор зарекся соглашаться идти на разные корпоративы, вечеринки, юбилеи – туда, где планируют собраться больше трех человек.
Ему хватило «Бекетова»!
До сих пор иногда ночами вскакивает в поту. Хватит!
Он достал из внутреннего кармана пачку «Мальборо», закурил, опустил стекло своего видавшего виды «Опеля», выдохнул дым за окно. Минут десять назад припарковавшись возле двухэтажного корпуса турбазы «Макарьево», он все никак не решался выйти из машины.
Почему он согласился сюда приехать? Ну и что, что «День медицинского работника»? Он – медик, бывшая супруга Элла – тоже медик, и что? Совсем не обязательно соглашаться.
С одной стороны, профессиональные праздники для того и придуманы, чтобы веселиться с коллегами. С теми, с кем делишь ежедневные крохотные радости и беспросветную выматывающую нервотрепку… День за днем, дежурство за дежурством… Это понятно и логично.
Но что будет делать он, врач «Скорой», среди коллектива медсанчасти, в которой бывает от силы раз в неделю? И то – наездом в приемное отделение. Конечно, пересекается с коллегами, многих знает, но…
В городе четыре медсанчасти, краевая и городская больницы, не считая профильных и детских стационаров. Что, с коллективом каждой отмечать праздник? Надолго ли его хватит?
Единственный аргумент в пользу именно этого коллектива – то, что в нем работает Элла, его бывшая супруга. Она, собственно, и пригласила.
Они развелись год назад, но никак не могут забыть друг друга. На днях прозвучала витавшая до этого в воздухе мысль о том, что неплохо бы попытаться склеить расколотую семейную чашку. Кто сказал несколько роковых слов – Петр не помнил, наверное, оба поучаствовали.
В качестве закрепления наметившихся тенденций и было предложено съездить на турбазу «Макарьево», где коллеги Эллы – доктора и медсестры санчасти – собирались «оттянуться по полной» в честь своего профессионального праздника.
Петр рассматривал двухэтажное здание турбазы, размышляя: а не рвануть ли ему обратно, пока его никто не видел? Элла предупредила в самый последний момент эсэмэской, что задерживается – у бабушки Пономаревой из восьмой палаты опять нарушился ритм сердца, пришлось восстанавливать.
Бабушку Пономареву, кстати, Петр сам привез в кардиологию пару дней назад. Может, и к лучшему, что ритм нарушился? Есть время поразмышлять, взвесить.
Так рассуждать для доктора – кощунство чистой воды, но в его душе зарождалось нехорошее предчувствие. Оно поселилось там с тех самых пор, как Элла предложила поехать на праздник.
Он не сразу, но согласился.
Потому что Элла заикнулась про снаряд. И про воронку.
Это случилось пару дней назад. Они возвращались после скрипичного концерта, названия которого Петр, как ни силился, вспомнить не мог. Настроение было у обоих приподнятое. У Эллы – потому что она получила заряд свежих впечатлений на несколько дней, у Петра – потому что кончилось, наконец, тягостное завывание скрипок и в уши ворвалась городская какофония пиканья сигнализаций, скрипа тормозов, трамвайного лязга, многоголосья улиц…
После концерта все это показалось доктору раем.
Элла все говорила, говорила. Петр не очень вслушивался, зная, что бывшей супруге надо выговориться, после концертов ее обычно переполняли эмоции.
– Я знаю, почему ты не хочешь ехать, – Элла вдруг остановилась, развернула его к себе, хоть сделать это было и нелегко. – В тебе все еще клокочут те воспоминания, с «Бекетова». Честно признаться, я и сама без содрогания не могу вспоминать палубу, каюту, ресторан… Но ведь снаряд дважды в одну воронку не падает?
– Помню, – рассеянно ответил Петр. – Только от этого почему-то не легче.
Они пошли, взявшись за руки, какое-то время молчали.
– Невозможно с этим дальше жить, – нервно вставила Элла, нарушив паузу. – Почему нельзя просто расслабиться, выпить, потанцевать, подурачиться? Вспомнить молодость, побыть самими собой, в конце концов. У нас отличные ребята, вот увидишь…
– Ты еще заикнись про институт, про капустники.
– И заикнусь, человеку свойственно возвращаться мысленно в молодость, в студенчество. Это – нормально!
Они шли по вечернему городу, пререкаясь, на них обращали внимание, но они этого не замечали.
Поток воспоминаний прервала белая «Лада-Калина» с шашечками на дверце, которая затормозила неподалеку от его «Опеля». Из машины грузно вывалился одетый в безразмерную коричневую куртку квадратный, наголо бритый гигант ростом под два метра. Петр даже удивился: как тот смог поместиться в этой крохотуле на колесах?
Взглянув на часы, Петр хмыкнул: «Рановато начинают съезжаться. Но по сравнению с тобой, Фролов, даже этот увалень выглядит опоздавшим».
Издалека доктор не дал бы увальню и тридцати, но пока тот расплачивался с водителем, пока доставал с заднего сиденья свой багаж, Петр успел его рассмотреть в подробностях. Морщины в углах глаз и характерный жест – увалень после разгибания схватился за поясницу, словно его внезапно прострелило люмбаго, – все это говорило о более солидном возрасте.
Гигант отпустил такси и, повесив на плечо объемную темно-синюю спортивную сумку, неторопливой походкой направился в сторону парадного крыльца турбазы.
Петр вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо листок и развернул его на коленях.
«Это, скорее всего, Антон Сбитнев, уролог, – обвел он в кружок имя и фамилию в конце открывшегося списка. – Ему бы не помешало пару-тройку месяцев походить в фитнес-центр, чтобы ширина в области бедер ушла, а в плечах осталась. Но что делать с отсутствием вкуса? Кто ж при квадратном телосложении подобные куртки носит? Как он умудрился еще заработать стильный ник – Энтони, совершенно непонятно».
В век тотального Интернета с его соцсетями, гиперссылками, гаджетами и лайками, словно кликухи на зоне, ники значительно упрощали общение, характеризуя своих персонажей порой с самых неожиданных сторон.
