Большая черная муха не могла взлететь. Сердито жужжа, она ползала по бесформенному лицу трупа – по вспухшим губам, по закрытым пергаментным векам, по изуродованному носу и впалым щекам.
– Какой страшный, – восхищенно сказал Огерт.
– Гадость! – Нелти не смотрела в сторону мертвеца. Она уже жалела, что поддалась на уговоры Огерта, и пошла с ребятами туда, куда ходить не следовало.
– Почему он лежит здесь? – спросил Гиз.
– А может быть он живой? – предположил Огерт. – Они его ищут, ищут, а он каждую ночь переползает на новое место. И прячется. Ждет, пока кто-нибудь подойдет поближе, окажется рядом… Совсем рядом… Вот как мы… – Огерт зловеще шептал, хищно щурился, скалил зубы. Он хотел нагнать страху на своих товарищей, но напугал и себя тоже.
– Прекрати! – взвизгнула Нелти.
Но Огерт уже не мог остановиться:
– А когда он почует рядом живого человека, то тут же вскочит, схватит его, вцепится зубами в горло…
– Перестань, – попросил Гиз, крепко сжимая в кармане рукоять самодельного ножа.
День уже заканчивался. Садилось солнце. До наступления темноты оставалось совсем немного времени. А ведь родная деревня неблизко, и на потайном пути так много препятствий.
Успеть бы вернуться до ночи…
Издалека, с крепостных стен, окруживших Кладбище, поплыл вязкий колокольный звон, похожий на плач.
– Мы должны рассказать о мертвеце, – сказал Гиз.
– Но мы дали слово молчать, – возразил Огерт. – Рон хотел сходить сюда еще раз. Он собирался показать мертвяка своей девчонке.
– Дурацкий поступок, – фыркнула Нелти, опасливо озираясь по сторонам.
– Если мы все расскажем, то Рон очень рассердится, – сказал Огерт. – Очень!
Они замолчали, не зная, как лучше поступить. Посмотрели на мертвеца, словно ждали от него совета.
Долго ждали…
Жирная муха, перестав жужжать, заползла в черную щель рта.
И вспухшие губы вдруг сомкнулись. С хрустом сжались челюсти. Дрогнули высохшие веки.
Мертвяк шевельнулся…
Гиз распахнул глаза. Выдохнул. Стиснул кулаки, пытаясь успокоиться, стараясь унять трепещущее сердце.
Это было непросто.
Гиз весь дрожал. Липкая испарина холодила кожу.
Все, как тогда. В точности… Ненавистный сон! Сколько лет прошло, а ничего не меняется. В одном и том же кошмаре возвращается прошлое. И всегда так некстати! Именно тогда, когда нужно собраться с силами, с духом, когда так необходима решительность!..
Гиз вяло ругнулся и выбрался из-под пахнущего конским навозом одеяла. Спустив ноги на пол, почесался, голыми ступнями нашарил под кроватью свои сапоги, наклонился, выволок их, ухватил обоими руками за голенища, несколько раз со всего маху ударил тяжелой обувкой о пол, давая сигнал хозяину постоялого двора, что можно нести завтрак.
Хозяин появился незамедлительно.
Сегодня он был хмур – не то что вчера. От него несло перегаром и чесноком. Мятое небритое лицо его выражало муку, а красные глаза так и норовили закрыться.
– Яичница и бекон, – вяло объявил хозяин и громко икнул.
Гиз поморщился. Махнул рукой в сторону стола:
– Поставь там.
– А мне больше некуда поставить, – буркнул хозяин. Судя по всему, он не очень-то уважал своих постояльцев. Тем более таких, как Гиз.
– Что нового?
– Ничего. Этой ночью к Диле опять приходил мертвяк. Бродил под окнами, пытался открыть дверь. Под утро, как обычно, ушел.
– Страх! – Гиз натягивал штаны.
– Да уж… – Хозяин оставил тарелку с едой на столе, вернулся к двери, встал, прислонившись плечом к косяку, рассматривая одевающегося постояльца. – Дила опять всю ночь не спала. И дети ее тоже… – В голосе хозяина слышался укор.
– Я ее хорошо понимаю… – Гиз накинул на плечи куртку. Застегиваться не стал – так было удобней чесаться. – Я сам до ужаса боюсь эту нежить…
– Ты? – недоверчиво хмыкнул хозяин.
– Ну да. Что я, не человек, что ли?.. Мерзкие они, мертвяки эти. Жуткие. Меня от одного только их вида в дрожь бросает… – Гиз поежился, вспомнив кошмарный сон.
…жирная муха, заползшая в рот…
– Значит, ты тоже их боишься? – голос хозяина чуть потеплел. – А зовут-то тебя хоть как?
– Гиз.
– А я Эрл.
– И что же нам теперь делать, Гиз?
– Слушать меня, Эрл. И выполнять все, что я прикажу. Даже если вам будет очень страшно.
– Мы давно готовы.
– Охота начнется завтра. А сегодня я заночую у Дилы… – Гиз почесал спину, усмехнулся, сказал: – Твои клопы, Эрл, ничем не лучше мертвяков.
– Да уж я бью их, давлю, как могу, вытравливаю… – развел руками хозяин. – А перевести никак не могу.
– Вот и я тоже, – вздохнул Гиз и потянулся к мечу, стоящему возле кровати.
Убить мертвяка непросто. Ведь он уже мертв.
Но при определенной сноровке и мертвого можно упокоить. Главное – не забывать несколько простых правил.
Во-первых, нельзя смотреть мертвяку в глаза.
Во-вторых, нельзя к нему прикасаться.
И в-третьих, с ним нельзя разговаривать.
Конечно, есть еще много всяких хитростей, о которых обычные люди не подозревают. Например, мало кто знает, что мертвяка легче всего убить раскаленным железом. И уж почти никто не догадывается о том, что больше всего на свете мертвяк ненавидит мух. Черных, жирных мух, которые тучами слетаются на тошнотворный запах разложения…
У каждого охотника на мертвяков свои хитрости, свои уловки. Но три правила – не смотреть, не трогать, не разговаривать – выполняют все.
Даже те, кто считает их глупым суеверием и пустой предосторожностью.
Дом Дилы располагался на краю села, возле узкой дороги, ведущей в лес. По соседству стояла еще одна изба, но окна ее были заколочены почерневшими досками, а перекошенная дверь заперта на два ржавых засова.
– Чей это дом? – поинтересовался Гиз, встав посреди дороги.
– Ничей, – сказал Эрл. – Раньше тут жил один старик. Лортом его звали. Тихий такой дед, бортничеством промышлял. Мы, детишками были, его любили, он нас медом угощал. А потом помер. Давно… Вот с той поры дом и стоит пустой.
– Понятно, – Гиз повернулся лицом к избе Дилы. Осмотрел высокий крепкий сруб, ладный двор, оценил: – Богатое хозяйство.
– Да, – согласился Эрл. – Муж у Дилы работящий был, да и она бездельничать не любит.
– Когда у нее муж пропал?
– Восемнадцать дней назад. Ушел в лес на вырубку и не вернулся.
– Вы его искали?
– А как же! Искали. Да только без толку. Сгинул…
– А когда мертвяк первый раз появился?
– Восемь дней назад.
– Кто его видел?
– А никто не видел. Он же ночью приходит, в самую темень. Собаки брешут, когда он появляется, скотина пугается… У меня лошадь в стойле каждое утро взмыленная, словно на ней всю ночь кто-то скакал… А люди… Боимся мы… Выглянуть боимся… Каждую ночь ставни накрепко запираем, окна изнутри мебелью заслоняем. На дверях теперь у всех тройные запоры.
– Он и к вам ломится?
– Да нет, вроде бы. Только к Диле. Может быть, чует, что она без защитника осталась?
