Владимир Ильичев (Сквер) - Строк-н-роль

Строк-н-роль
Название: Строк-н-роль
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Строк-н-роль"

«Первым делом с утра – помолись, как сумеешь, не драя речей… Попроси, чтобы рос тамариск и бежал без одышки ручей. Не бумажек себе попроси, а удачи планете своей, да не только родимой Руси – а планете, вот именно, всей»

Бесплатно читать онлайн Строк-н-роль


© Владимир Ильичев (Сквер), 2017


ISBN 978-5-4483-6916-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Биомузыка

На кожаных диванчиках,
в наглаженных костюмчиках,
стреляя в небо глазками
сквозь окна и стыдок,
сидит илита heroва —
опора государева,
втирает раю адское,
посасывает… сок.
На плановых объектиках,
в заплатанных спецовочках,
стреляя сигареточки
у женщин и детей,
мелькают объектоиды —
опора диваноидов,
сосут… но это мелочи,
идёт рабочий день!
В заброшенном посёлочке,
на древней раскладушечке,
в набедренной повязочке,
свеганив пир горой —
валяюсь кверху физикой,
пуляю биомузыкой,
живу… но к этой сказочке
пиши логин-пароль.

Невашный человечишко

Прокрысивное человечество
бензопилами пилит сук.
Суки, чё вам свербит… чё мечется…
Суицуки, я вам не друг.
Я планете друг, в силу мудрости,
на сыновнюю часть – моей.
Тут закон – векам из минут расти —
непроглядный для вас, людей.
Ясен пень – эти ваши скорости
перемелют всё в костный фарш —
но свербит вам ещё и ещё расти…
Чту закон. Ясен сук, не ваш.

«Мы выживаем, нас выживают…»

Мы выживаем, нас выживают
Нам на подкорке слова выжигают.
Внемлю индейцам, русским, евреям…
Внемлю всем людям, а верю деревьям.
Мы выживаем, нас выживают.
Год начинается. Пот прошибает.
Кот ищет ласки на уровне клеток.
Нотки слагаются, так или этак.
Мы выживаем, нас выживают.
С. Белониткин дела прошивает.
П. Чингачгукман, авось, не хиреет.
Молятся люди, а верят деревья.

Nach

Вы одержимые бумагой существа
с железным поводом к войне за одержимость…
А я вас выпустил, как жир, за три часа
и триста лет подпольных прав на матершинность.
Не собираюсь материться в этот раз,
но без конкретики имён в зеркальной глади
отобразятся – кабинетный дыролаз
и придорожно-однопалочные… дяди,
женщучки – тоже, рыбы в розовых мехах,
любовно содранных, железом, за бумагу.
Но я вас выпустил, как жир. Идущий nach —
я в это зеркало Herr’овое не лягу.

М. Д.

Людей затрахала рутина,
она – такая секси… у-у…
И чтиво типа Тарантино —
ещё куда ни шло, к селу.
К селу, с никнеймом Городище
(нет-нет, не ваш, не ваш район).
Рабочий люд – работу ищет
с душеспасительным рублём!
И чтиво типа этих строчек
противно вам (нет-нет, не вам),
пока паэт не сменит почерк,
пока, на крайний случай, сам
не сдаст он вольной жизни смену,
бездельник, бомж и словоплут.
А так – нельзя ему на сцену,
с которой вас… да-да… у-у.

«Рекламируете яды (это первое)…»

Рекламируете яды (это первое),
а потом противоядия (второе),
третье: двигаете слоган «Все мы смертные»,
где четвёртое – там рынок…
Файфик! Profit!
Но, во-первых, я, к примеру, яд не жалую,
во-вторых, гвоздично бодр, как Людовик,
в-третьих, мы, паэты, жизнь приемлем жадную,
так что, в-пятых (и в четвёртых) —
вы мне Pofig.

«День прошел, число сменилось…»

Если б каждый-каждый день
в мире что-то изменялось —
вы, земная светотень,
ощутили б сингулярность.
По-простому – единичность,
в полный втык неповторимость,
при которой всё: наличность,
мультиварка (или примус),
уши стен, диван под задом,
пол скрипучий, стол железный,
ТелеПутин и «РосАтом» —
всё могло бы вмиг исчезнуть.
Чтоб затем – на миг вернуться,
правда с вами не в коннекте…
Вам бы даже е… ануться
было некогда и негде.
Скучно? Ждёте изменений?
Х… ле ждёте? Изменяйтесь.
Меньше зла, корысти, лени!
Обнуляйте. Обновляйтесь.
А излишков нет в пунктире —
Небо дарит гнев и милость.
Попросите, чтобы в мире
дох… я не изменилось.

Впуская белое

Когда заляпан жиром стол
и только водкой мыты рюмки,
не прячет щели Шерон Сто,
а в головах не будет Умки,
когда квадратное мурло
в углу рыгает новостями,
а за окном белым-бело,
но никого туда не тянет,
когда курносенькой весне
сдаёт мошенница квартиру —
стреляет ненависть во мне
из поговорки «Не до жиру…»
по контингенту за столом,
по квадратично круглой харе,
по одуванчику с баблом,
за то, что с девочкой нахален,
стреляет ненависть в окно,
как партизанка по фашистам,
проветрить надо, заодно
впуская белое с пушистым,
никто весну не рихтанёт,
скажи, ручная кофемолка,
пускай живое здесь живёт,
а мусор вынести недолго,
и, чтобы новенькой струне
звучать по полному ранжиру,
стреляет ненависть по мне
из поговорки «Не до жиру…»

Малюсенькая просьба

Вообще, конечно, это всё похоже
на долгий озорной эксперимент —
все эти чертыханья и «о боже»,
весь этот диснейвуд и голлиенд,
вся эта чистых мыслей писанина
и целая машина грязных дел,
вся эта, как её, что невзаимна
и носит две кольчуги против стрел,
все эти наши истинные цели
и драки у печатного станка,
весь этот грибоцарственный мицелий
под хилой ножкой скользкого царька.
Не видев протокола наблюдений,
хотелось бы… а можно… В общем, во:
я в теме – и как будто бы не в теме,
но против не имею ничего.
Однако есть малюсенькая просьба.
Кровищи бы поменьше на Земле.
И оптики невидящим подбрось, а?
А так – всего хватает. В смысле – мне.

Антисектик

Не вступайте, люди, в секту.
Ну какой вам в этом толк?
Ешьте мясо! Пейте смекту,
редуксин и валидол.
Догоняйтесь молочишком
от коровки на лугу!
Да, лужок большой не слишком,
полтора на два… в углу.
И убьёт коровку скоро
добродел-животновод,
слив отходы вам под город,
бросив рогом в в небосвод.
Догоняйтесь, догоняйтесь.
Вам нужнее молока
только водка, да канабис —
для пробитий на ха-ха.
Ешьте куриц, пейте яйца
из куриных мокрых поп,
яйца чуточку грязнятся,
но идите смело в шоп.
Всё помыто, всё полито
химикатиком у нас.
Кстати, есть и для корыта
средство «Хрюша-самопас».
А зимой – носите шкуры.
На морозе волгнет мех,
но ведь шкуры – часть культуры.
Шкурной. Жаль, не без помех.
Богомерзкие веганы —
настоящая орда,
зеленеют с ними страны
и пустеют города!
Ешьте мясо, пейте смекту.
Что ещё за «свой укроп»?!
Не вступайте, люди, в секту,
я сказал – идите в шоп!

«Я повстречал её в начале девяностых…»

Я повстречал её в начале девяностых.
А потерял её к исходу нулевых.
И пусть работает любовь от переносок,
но мне технический стал нужен перерыв…
Смотрю афиши. Там она. Она там дважды.
Смотрю поближе. Показалось… Ни одной.
А Жора-дворник мнёт рекламу распродажи
и возвышает кучу сора надо мной.
Я буду ждать, я буду жить под этим стендом,
почти такой же план-проспект, что и не ждать.
Она жива, она причислена к легендам,
но там, в начале, нас… кружило… время-тать.

«Не сбейте вещи с толку – именами…»

Не сбейте вещи с толку – именами,
им тесно в конфронтации имён,
они и так тоскуют между нами,
а мы ещё и паспорты суём.
Не надо. Понимайте ценность вещи —
планета это, глобус, или мяч —
и ладно, и уже вы их нарече…
Не делайте табун загоном кляч.

На корме

«Какая долгая зима…» —
сопит обиженное племя,
и получает, задарма,
буквально завтра – завтрак-март.
«Зачем же время так летит?» —
грустит народ, напитки пеня,
и предвкушает впереди
обед горячий. Задарма.
«Ой, лета не было совсем» —
грешат под ужин дармоеды.
«Ой, скоро долгая зима» —
и предлагают сала, впрок.

С этой книгой читают
Caps Lock – клавиша для смены регистра букв со строчных на прописные, лог – журнал событий или широкий овраг, высокий слог – то же, что и возвышенный стиль. «Капслог» не претендует на роль гидры определений. Но эта небольшая книга сродни большой надежде на людей, здесь, на Земле, где ещё можно жить и надеяться.
Для тех, кто решит, что книга написана эгоистом. Для тех, кто заметит, что человек на обложке перешагивает через «Я». Для тех, кто предположит, что линии этой буквы и солнечные лучи – явления одной природы. Для тех, кто прочитает и поймёт… того, кто просто идёт по временам!
«Засека. Нелишний километр» – продолжение авторской темы-2015, дополнительные зарубки о «перечастности» к дымящему, верящему в гаджеты биологическому виду. На планете Земля разлеглась мадам-систетутка, да так, что перешагнуть через неё непросто. Любое касание входит в прайс коммерческих услуг… Поэт из Халтаксании нелишний раз предлагает читателю посмотреть с шаткого настоящего на пока ещё различимое будущее, сопоставить жизненное значение пристав
Данная книга написана по материалам конкурса «Пишем азбуку». 74-страничное иллюстрированное издание поможет Вашим детям познакомиться с буквами русского алфавита, оценить творческие находки ровесников, развить свои креативные способности, мышление, память, наблюдательность, сообразительность.
В этой книге собраны стихи замечательного поэта-лирика, поэта-прозаика, он пишет и о любви, и о природе, о стихах, много стихов религиозной лирикой, гражданской лирикой, о поэтах-шестидесятниках, таких, как А. А. Вознесенский, Р. И. Рождественский, Б. А. Ахмадулина, Е. А. Евтушенко, В. С. Высоцкий, наш классик С. А. Есенин, В. В. Маяковский, а также философская лирика. С. Н. Поздняков начал писать стихи ещё в XX веке, в конце, а продолжает писать
Этот цикл возвращает в поэзию знаменитый образ. Искусство, как смысл существования. Искусство, как высшее предназначение творца. Поэзия – сама башня. Поэт – ее заключенный. Искусство ради искусства. Молодой поэт оценивает творчество его предшественников, современников, собственное творчество. Однако центральный и важнейший для автора образ – слово. Великое, вечное. Рассуждениям о нем, о его судьбе и назначении и посвящен этот цикл.
Сборник стихотворений, объединённых одной тематикой, которую можно отнести к философской лирике.
В сборник вошло более 150 произведений, созданных в период с 2010 по 2018 годы. Любовь и расставание, полет и падение, жизнь и смерть, развитие и увядание – нашли свое отражение в творчестве поэта. Вы готовы?
Еще вчера Виктор Миргородский по прозвищу Тор был кадетом военного училища и готовился стать офицером. Ну а сегодня он вышибала в низкопробном баре на окраине столицы. Перспектив нет, денег нет, и будущее не сулит молодому человеку ничего хорошего.Однако судьба улыбается ему. Однокурсник предлагает Виктору работу и отправляет в дикий мир Аякс, где сталкеры тридцатого века от Рождества Христова, вольные поисковики, собирают оставшееся с минувшей б
Все, кто попадает в Зону, лишаются памяти. Жизнь начинается с чистого листа по новым правилам. Борьба за ресурсы, сражения с мародерами и опасными тварями – все, что остается людям, потому что отсюда нет выхода. Они не помнят, кем были раньше, но в душе каждого сталкера дремлет фантомная память о Большом Мире, что за пределами Зоны. Они не верят, не просят, и единственное, чего боятся, – превратиться в игрушки таинственных сил, управляющих Зоной,
– Кто тут у нас? – киваю на двух пацанов.– Дети, – напарник говорит очевидное. – Потерялись. И они теперь – твои проблемы. Моя смена закончилась несколько часов назад. Все, подкидыши, передаю вас майору Морозову.– Мороз? – как по команде, мальчики поворачивают ко мне головы.Я, заядлый холостяк, понятия не имею, как вести себя с детьми. Ситуация на грани фола.– Майор Морозов, – уточняю.– Думаех, он плавда Дед Мо'гоз? – младший толкает брата.– Не п
Популярность вьетнамской кухни в мире растёт. Ваш интерес к этой книге лишь дополнительно подтверждает тот факт, что вы находитесь в этом восходящем тренде мировой популярности вьетнамской кухни. Книга "Вьетнамская кухня. Вкусные истории" востоковеда Дарьи Мишуковой знакомит читателей с 12 различными аспектами вьетнамской гастрономии и культуры питания, философии вкуса и пользы для здоровья. В этой книге нет рецептов. Рецепты можно найти в интерн