Глава 1. Странный путник.
Тусклой, промозглой ночью, когда свет редких фонарей не спасает от ощущения незащищенности, по одной из улиц городка N мелкими перебежками от фонаря к фонарю двигалась особа весьма странного вида. Будь бы день, прохожие непременно б оборачивались, пожимали плечами, хихикали, обменивались репликами: смуглый высокий брюнет с безупречной осанкой, саженью в плечах, пожалуй, слишком длинными жилистыми, но изящно скроенными руками…был практически в неглиже. Правда, чудно задрапированная, тонкого золотистого шелка набедренная повязка доходила до колен. Помимо всего, смуглый Аполлон навесил на себя кучу несуразных погремушек, которые были бы впору разве что танцовщице живота из ночного клуба: в ушах – массивные серьги-колокольчики, издающие еле слышный хрустальный перезвон; на шее – длинная, ниже колен гирлянда из невероятно сильно благоухающих цветов; руки от запястий до плеч опоясаны множеством браслетов, безыскусно и пестро усыпанных каменьями, явно поддельными, но как-то неподдельно ярко сияющими даже в тусклом свете припорошенных дождем фонарей. На голове у экзотического красавца столбом стоял приличного объема узел волос, собранный всего лишь с передней половины головы, в то время как прочая густая шевелюра вольготно покоилась на плечах и стекала крупными вороными переливами по спине до пояса. Слава Богу, прохожие не видели лица этого экземпляра, иначе он был бы принят за представителя сексуальных меньшинств: огромные волоокие глаза, разрез которых напоминал лепесток лотоса, были обведены толстым слоем черного карандаша (красавец поправил бы – «сурьмой») и без того четко очерченные пухлые губы подкрашены чем-то напоминающим свекольный сок, а виски, лоб и щеки разрисованы замысловатой татуировкой. К тому же, благоухающий герой держал в руках непонятную бандуру: круглый, как ополовиненный арбуз, корпус был прикреплен к длинному грифу, усыпанному слишком большим количеством колков.
В отличие от ежившихся прохожих, слишком легко, не по сезону одетый молодой человек не ощущал никакого дискомфорта. Если б его спросили, каково в таком виде идти по осеннему сибирскому городку, босыми стопами ломая льдинки лужиц, он бы невозмутимо ответил (мягкий, бархатный, гибкий голос незаурядного певца), что путешествует по всем Вселенным и межгалактическим пространствам, и там, особенно на Млечном Пути, холод такой лютый, что здесь, в болотистой сентябрьской Сибири – просто Африка. Но, впрочем, ему все равно. Он спешит по важному делу. Да, простите, что не представился: Нарада Муни. Вечный странник. Певец, философ, дипломат, посол по особо важным поручениям. Дальнейшее перечисление регалий излишне. Простите, спешу. Неотложное дело. Ищу дом на проезде каких-то Нефтедобытчиков 48, квартира 8.
Гл2 Вспомнить и забыть
В сорок только киноактрисы свежи и молоды. Потому что на них направлен подобающим образом скрывающий морщины свет, искусный макияж, расплывшуюся фигуру – в корсет и не показывать «ближний план». Несколько пластических операций, изнурительные занятия спортом и диеты все-таки делают свое дело – пока еще привлекают к звездным дивам режиссеров и поклонников. В жизни же обыкновенной (ну, не такой уж и обыкновенной, но кому до этого дело) дамы, перешедшей порог «сороковника», чаще всего бывает все с точностью до наоборот. И наша героиня – не исключение.
Мало того, что она уже не отличалась былой статью, но и слыла, что называется, неудачницей. Раннее замужество и скоротечный, как бывает в подобных случаях, развод. Затем еще один яркий роман с блеклым финалом. Результат – разбитое сердце, порядком расшатанные нервы и двое здоровых, красивых и умных детишек «от разных пап». Как полагается, Дашке оставалось «жить и работать» ради прокорму детей. К счастью, Дашка не могла похвастаться тем, что Бог обделил ее талантами: в расцвете лет она сделала неплохую нестандартную карьеру. Согласитесь, не каждая леди может похвастаться тем, что работала научным сотрудником в музе изобразительных искусств, параллельно преподавая в институте искусств и культуры; затем достаточно легко и быстро стала обозревателем по культуре в уважаемой газете, после – популярной тележурналисткой (особенно ей удавались игровые программы с переодеваниями и куражом, но не лишенные интеллектуального наполнителя). Каждый день – события и приключения, знакомства, и, как полагается хорошенькой дамочке, легкий флирт. К тому же, 20 лет мэм состояла в панк-системе, периодически играла на ударных в дамской панк-группе.
За 12 лет полной отдачи журналистике, практически без выходных и отпусков, Дашка нажила панкреатит, хроническую усталость, идиосинкразию к светской жизни и «культурным» событиям ее городка и с дюжину мимолетных, неудачных, один хуже другого по своей маразматической сущности, романов.
Теперь воленс-ноленс освободившись от журналистской суеты, цейтнотности, грязи и предательств, коротала монотонные дни в кризисной торговле, умудряясь вопреки, а не благодаря, одевать и кормить дочь.
Да, нужно учесть еще одно обстоятельство: всю свою обломную сознательную жизнь мисс Дарья искала…связи с Богом. Почему-то пытливый ум и доверчивое сердце тетушки никак не хотели принять, что все фатально, что жизнь – дерьмо, счастья нет, закона нет, вокруг только хаос и анархия…Она всегда (за исключением тех моментов, когда захлестывали эмоции или побеждал градус) искала и находила в цепи жизненных событий некую закономерность. Удивлялась, как ее, по сути, легкомысленную и поверхностную особу, жизнь как-то не очень-то уж и жестко бьет, выводит сухой из бездны клоачных вод, что жизнь ее сближает с теми, кто ей бескорыстно помогает, дает понять все большие и большие глубины в себе, окружающих, законах мироздания. Спросите, за что ей такой подарок? Видимо, все это – некий аванс, Божья помощь ради того момента, когда Дашка наконец проснется, воскреснет из пучины материальной обыденности, прорвется в трансцендентные выси, о которых – все ее стихи, узнает и осознает, наконец, Истину…Дашка седьмым чувством осязала эти выси и мысленно молитвенно призывала: «Господи, дай мне веру, дай почувствовать и понять, что ты – есть, что в жизни есть смысл, я хочу знать, в ЧЕМ этот смысл!» И Дашка в этом своем параллельном обыденному бытии кидалась из религии в религию, из одних духовных практик в другие…
После развода с мужем, в бум под названием «возрождение православия», она сама крестилась. Толстый поп в грязной рясе измазал ей лоб миро, как и еще с полсотни толкающихся, еле помещающихся в обшарпанно-обветшалой церквушке людей. После она пыталась сходить на исповедь и причастие, но откинутый батюшка, руки которого были испещрены тюремной тату-символикой, так унасекомил малютку, что, выйдя из церкви, барышня решила: «И так в жизни горя хватает, да еще здесь унижают! Больше к попам не пойду!» И она решила поискать где-то еще своего учителя-гуру. Сколько б ни доказывали Дашке ее эмансипированные подруги, что человек – венец творенья, что он сам – кузнец своего счастья, Дашка никак не могла с этим согласиться. «Есть Бог, есть что-то высшее, что ведет, любит и охраняет нас, мы его просто не чувствуем, у нас просто потеряна связь», – твердил ее не очень-то упорный в других делах внутренний голос.
