Первые лучи весеннего солнца начали заглядывать в дома крепко спящих горожан. Один за одним их становилось все больше и больше. Свет и уют обволакивали комнату за комнатой, квартиру за квартирой. Вместе с лучами запели и будильники, каждый на свой лад, от тяжелого металла до грустных поскуливаний современных звезд и звуков природы. Город начинал оживать.
На улице появлялись первые люди. Это те несчастные, которые вынуждены отправляться на работу к шести утра. Интересно, и когда они только успевают жить с таким графиком? Редкая машина гулом мотора напоминала горожанам, что день начинается. А вот автомобилей стало больше. Поехали маршрутки и автобусы. Дорога тоже оживает после сна. Это заводчане, сотрудники крупных предприятий, которые к восьми часам нового дня должны быть уже у станка и трудиться на благо Родины или своего начальника. Волну хмурых и суровых трудяг смыла толпа ребятишек, которые с заспанными лицами неохотно поплелись в школы. Оно и понятно, до конца учебного года осталось всего несколько дней, по-весеннему жаркая погода встала уже больше месяца, а им все равно приходится идти в классы вместо игры на улице. А вот уже и оставшаяся часть города повысыпала на улицы, бегут, опаздывают. Продавцы-консультанты и офисные работники, сотрудники банков и туристических агентств, все, кто привык работать языком и головой, а не руками, а, следовательно, получил почетное право просыпаться попозже и приходить на работу к девяти. Волна… и тишина.
Проснувшийся город вновь умолкает. От ночной, абсолютно стерильной тишины его отличают редкие сигналы машин, смех коллег из открытых окон офисных зданий, шум детей, которых учителя вывели на улицу на физкультуру или выпустить дурь.
В этой громкой тишине одиноко стоял мужчина. Один из тех, кто проснулся в четыре, вышел из дома в пять двадцать, а в 6 уже был на работе. Его жилистая рука, на которой можно было увидеть каждую вену, украшенная выцветшей надписью «Никто кроме нас» размеренно поднималась вверх и также размеренно опускалась вниз, как метроном. Это был его ежедневный, а точнее сказать, ежечасный ритуал. Дурная привычка досталась ему от друзей и приятелей, с которыми он провел детство в детдоме, укрепила ее служба в армии, а вся дальнейшая жизнь только заставляла мужчину курить больше и больше.
Сигарета закончилась, раздавленный окурок украсил своим телом асфальт, следом за ним на многострадальную автодорогу полетел мощный харчок. Мужчина выдохнул, немного кряхтя подтянулся и залез в микроавтобус. Над приборной панелью расположилась самодельная коробка для денег. Он еще раз посмотрел, найдется ли у него сдача для любителей дать рано утром 500, а то и тысячу рублей одной купюрой, проверил уровень топлива, зеркала, воткнул первую передачу и нажал на газ.
Микроавтобус, новый по документам, но старый в связи с ужаснейшей эксплуатацией, нехотя тронулся с места. Он каждый день выполнял этот маршрут не по одному разу. И с каждым днем желание продолжать делать это покидало его. В этот раз мысль об очередной поездке между двумя соседними городами настолько расстроила автомобиль, что он начал плакать. Только мужчина этого не замечал, а продолжал усердно переключать педали и поворачивать руль в нужные стороны.
Ехать предстояло недолго. Место стоянки маршрутных такси располагалось неподалеку от конечной остановки, которая для большинства горожан утром была стартовой. Тормоза истошно скрипнули под натиском ноги водителя на педаль тормоза. Колеса перестали двигаться. Автоматическая дверь медленно открылась, и первые пассажиры начали занимать места у окон.
По лестнице микроавтобуса застучала трость. Медленно, кряхтя и причитая, в него вошла женщина лет 70-ти. Тучная дама протянула водителю заранее отсчитанную мелочь и тут же упала на ближайшее сидение. За ней в дверь влетел студент. Огромные красные наушники на голове резко выбивались из остального образа молодого человека: портфельчик, наполненный двумя тетрадями и одной ручкой, футболка с принтом, потертые джинсы и не первой свежести кроссовки давали понять, что парень звезд с неба не хватает, но наушники, по его мнению, должны были изменить представление о нем у окружающих. Тут же подоспели и двое мужчин лет пятидесяти, оснащенные всеми доступными приспособлениями для рыбалки. Как только они вошли, маршрутка превратилась в курилку. Тучная дама запричитала, но через несколько секунд запах пропал, дверь закрылась, и автобус двинулся дальше.
На следующей остановке к счастливым обладателям междугороднего билета присоединилась мама с девочкой лет восьми и, как стало понятно из разговора, ее подруга со своим сыном. К студенту подсела однокурсница, чем сразу же вогнала парня в краску. Он снял наушники и попытался завести диалог, несуразный и нелепый, какой обычно происходит между людьми, которые знакомы, но совершенно друг о друге ничего не знают.
Последующие станции также не пустовали. И вот уже люди заполнили все места, коридор и даже дверной проем. В маршрутке становилось тяжелее дышать, а водитель продолжал останавливаться и приглашать внутрь опаздывающих.
С каждой минутой дома за окном начинали уменьшаться, а живые насаждения увеличиваться. Вот уже пошел частный сектор. Российский частный сектор. Без красивых домов, замков и всех признаков благосостояния. Страшные деревянные дома, покосившиеся от времени и погоды. Один дом был синий, другой зеленый, третий был выполнен из белого кирпича, однако любой архитектор испытал бы ужас от одного его вида. И вот последний дом. Заброшенный, с полуразвалившейся крышей, разворованным забором, с огородом, заросшим сорняками и высокой травой. Удивительно, как на его крыше за столько лет сохранился флюгер в виде петуха. Под порывами легкого весеннего ветра он как будто прощался с уходящими мимо него автомобилями, прощально помахивая им хвостом.
Началась трасса. Мимо наполненной маршрутки неслись большегрузы, перевозящие между городами все, от автомобилей до водки. Быстро пролетали автомобили, в которых мчались такие же опаздывающие на работу или учебу. Одиноко крутила педали своего старенького велосипеда вдоль обочины бабушка, которая спешила на дачу. Как будто, если она не приедет сегодня, урожай разворуют.
Микроавтобус гнал по трассе с максимальной скоростью, которую мог развить при такой наполненности. Гнал и плакал, но этого по-прежнему никто не замечал. А слезы незаметно капали на асфальт, одна за одной, и с каждой минутой автомобиль готов был разреветься изо всех сил.
Дорога начала сужаться – люди начали чуть больше суетиться. Для тех, кто каждый день перемещался по этому маршруту, это был сигнал к тому, что скоро они окажутся на нужной точке. Каких-то пять минут и все отправятся по своим делам.
