Судья королевского отбора 2
Отбор продолжается. Моё решение сосредоточиться на обязанностях судьи проверяется на прочность: каждый раз я сталкиваюсь с великим князем. И каждое столкновение напоминает, что нам не быть вместе. Правда, князь? Почему ты молчишь? Или тебе есть что скрывать…
ГЛАВА 1. КАК В ПРИТЧЕ
– Ваше судейшество!
Оклик сзади помогает быстро прийти в себя после визита в храм и беседы с главным жрецом, где я нашла ответы на все свои вопросы и окончательно удостоверилась, что нам с князем не быть вместе. Я оборачиваюсь.
Толпа, которая до этого напряжённо следила за происходящим внутри здания, теперь переключила своё внимание на меня. Мужчины склоняют головы и женщины приседают в уважительном приветствии. Отвечаю им кивком.
Один мужчина в возрасте, в чёрной мантии, похожий на госслужащего, выходит вперёд.
– Ваше судейшество, – он кланяется: – Помогите, пожалуйста, с судебным разбирательством.
Чем я могу ему помочь? И есть ли у меня право судить местных? Ведь меня призвали для судейства на королевском отборе.
– Видите ли, судья, который вёл дело, занемог, а перенести нельзя. Ведь дело касается младенца, – мужчина осторожно показывает на веточку с цветами в моих волосах. – К тому же вас отметил Единосущный.
Почему я выбрала профессию учителя? Потому что люблю детей. Люблю их и защищаю. Ребёнок беззащитен перед взрослыми, перед их страхами и установками, передающимися из поколения в поколение. Замкнутый круг, который разорвать ребёнку не под силу.
Многие считают, что за непослушание ребёнка надо наказывать. А он всего лишь хотел быть самим собой, сделать не так, как это делали другие. Он хотел только попробовать, познать мир через свои ошибки (ошибки ли это или же это его собственный опыт?), а ему сразу обрезали крылья, назвав любознательность пороком, и высмеяли, едва он ошибся.
У нас любят обвинять школу в том, что она калечит детей. Но на самом деле, родители – худшие палачи. И тот мальчик, который ложно обвинял меня в несправедливости, тому доказательство. Разве можно подстёгивать мотивацию ребёнка гироскутером в подарок за «четвёрку» в четверти? И никакие объяснения, что надо учить предмет, делать домашнее задание и записывать классную работу, не убедили воинственно настроенную родительницу. А ведь мальчишка сообразительный, но методы достижения желаемого выбирает гнилые, как и его родители.
Едва незнакомец упомянул об участии младенца, как я уже приняла решение.
И вот я сижу за столом судьи и объявляю:
– Слушается дело об установлении материнства, – кошусь на секретаря, который пальцем показывает на молоток, лежащий на столе справа от меня.
Ударяю им по специальной подставке. В переполненном зале заседания суда воцаряется абсолютная тишина, в которой я отчётливо слышу своё дыхание и оглушительное сердцебиение.
Мне, попаданке, призванной судить королевских невест на отборе, придётся установить, кто получит право опеки над младенцем.
Ситуация напоминает притчу о Соломоне и двух матерях. Но там одна из них задушила ночью своего ребёнка во сне и подменила детей. Интересно, какая причина вынуждает этих женщин судиться из-за младенца?
– Все участники процесса и свидетели присутствуют, – объявляет секретарь, который помогает мне с соблюдением формальностей и ведением дела.
Он продолжает дальше что-то ещё говорить, но я его уже не слушаю. Всё моё внимание сосредотачивается на высокой фигуре в синем мундире, входящей в зал через боковую дверь, в которую ранее провели меня.
Взгляд великого князя ничего хорошего мне не сулит. Он бесшумно прикрывает дверь и подпирает её спиной. Складывает руки на груди. Фельтмаршалок окидывает взглядом зал и кивает.
Следую за его взором и вижу, что в зале появляются солдаты, кивающие ему в ответ. Его высокопревосходительство переводит взгляд на меня. Никаких движений или высказываний в мою сторону.
– Первой предоставляется слово истице Айолике Капуш, – голос секретаря вырывает меня из зрительного плена, и я, наконец, могу увидеть первую из женщин, предъявивших право заботиться о ребёнке женщин.
Истица средних лет. Первое, что бросается при взгляде на неё, – это тёмные круги под глазами. Под строгим, тёмно-синим платьем прячется высокая, исхудавшая фигура, из-под потрёпанного подола которого выглядывают стёртые мыски туфель. Сутулые плечи крадут рост. Длинные волосы собраны в косу. Пряди выглядят безжизненными, лишёнными блеска, которого нет и во взоре истицы.
– Я Айолика Капуш, – представляется женщина.
Её голос звучит, как шелест осенних листьев. Она опускает взгляд вниз, лишь на мгновение посмотрев на меня.
– И я мать этого ребёнка, – Айолика зажмуривает глаза.
Едва она признаётся, как в зале поднимается гул, в котором отчётливо слышится возмущение толпы:
– Не та мать, что родила.
– Да какая ж ты мать!
– Какая мать бросит своего новорожденного ребёнка!
– Ты не мать, ты перьица.
От каждого летевшего в неё обвинения Айолика вздрагивает. Она сжимает губы и сильнее смыкает челюсть. Взгляд от пола так и не отрывает.
– Тишина в зале суда, – стучу молотком.
Удивительно, но это срабатывает моментально.
– Продолжайте, госпожа Капуш, – обращаюсь к истице.
Она нервно поднимает голову и смотрит на меня. Всего одно мгновение, а потом снова опускает взгляд и отводит его в сторону.
– Я родила сына, – её голос дрожит, – вне брака.
Поднимается новая волна осуждения в её адрес. Если вспомнить, то у них нет разводов. На первом ужине с королём, когда знакомились с его доверенными лицами, один из министров заявлял о необходимом наличии целомудрия у невесты.
Будь на моём месте судья из их мира, то упомянутый ей факт он трактовал против неё. Но я из другого мира с другими ценностями.
– Отец ребёнка позвал вас замуж, когда стало известно о вашем положении?
Почему-то отца никто не винит.
– Да, ваше судейшество, – Айолика Капуш не поднимает взгляд.
– Почему?
– Я полюбила другого человека, – совсем тихо признаётся она.
Снова приходится стучать молотком, чтобы установить тишину в зале суда.
– Почему вы оставили ребёнка с отцом?
– Ваше судейшество, у нас всегда ребёнок в таких ситуациях остаётся с отцом, – подходит ко мне секретарь и подаёт пачку документов.
Сверху на ней указан номер дела и суть вопроса обращения в суд.
Открываю первую страницу, быстро пробегаю заявление истицы и едва сдерживаюсь, чтобы не присвистнуть.
Дело принимает очень интересный оборот.
Отец ребёнка, покойный Дориш Звекоч, был владельцем обширного поместья, которое приносит хороший доход. К тому же у него имелся солидный капитал. В своём завещании мужчина сделал сноску, что до совершеннолетия ребёнка доступ ко всем средствам будет иметь опекун его единственного наследника.
