Пила до утра, не жалея почки.
Шла шагами уверенными, но неточными
И излучала чистейшую грусть.
А завтра тоже напьюсь.
Напьюсь с другими.
С полыми и пустыми,
Бледными, восковыми
И иже с ними.
Для них говорить —
Только множить мой гул пустоты,
Но как их винить,
Что они – не ты?
Что они клерки,
А я бродяга христов.
Что они Верки,
А я Желтков.
Вот я в баре,
Несчастный колдырь.
В хмельном угаре
Глушу свой пузырь.
Обсуждаю без конструктивности
Вино и его противность.
Вино, какое есть на свете
И дешевое, и дорогое
Кислое, горькое, вредно диете
И всячески в целом дурное.
И что же? Готовь мне ботинки, Захар!
Сегодня я выйду отведать один полусадкий нектар.
Вино «Черный лекарь». 200 рублей за провизию
Всего ничего, а у нас, я напомню, кризис.
Теперь разберем чудеса
Вкусовой композиции.
Запах бросается тут же в глаза,
И они начинают слезиться.
Во вкусе три нотки:
Спирт, этанол и этил.
Рядом готическая красотка,
И автор ей закусил.
– Ты гот? – Я бухгалтер.
– Хоть мне-то не ври, —
Говорю, доедая стартер,
– Ты реинкарнация де Пари.
Дальше читаю свои додумки
Да изрекаю синтенции.
Я после первой рюмки
Оплот русской интеллегенции.
А через три часа
Я уж пляшу в кабаке.
Размножились голоса,
И что-то горит в руке.
А через пару моментов
Топаю в своем галстучке
С потерянным документом,
С передышкой на каждой лавочке.
Пора транжирство отработать,
Да ключ от работы потерян.
Звоню. Придите, добрая тетя,
Да закройте передо мной двери.
Не пускайте, гоните в шею!
Пустили и пожалели.
Игралась нахальность и дерзость,
И свет мой манил как фонарь.
А все вокруг гадкая мерзость,
Сама я ползучая тварь.
Предательски сердце екнет,
В потехе моей скорбя,
Сейчас бы мне пальцем щелкнуть,
И всех заменить на тебя.
Молюсь, чтоб надежда, тая,
Оставила божий свет,
Но я, как дитя, не знаю
Слова «никогда» и «нет».
Читаю полому и пустому Антипову, и слова плывут у меня перед глазами. Он провел здесь всю ночь.
Проснулся уже связанным. Умолял притронуться к члену и грозился упасть в обморок. Спросил: «Что я должен сделать, чтобы войти в тебя?» Я сказала: «Заплачь». Он заплакал. И я думала, мне теперь интересней фигурный палас или нежная мука с закатыванием глаз, и с садистическим хохотом выманивать охи со вздохами?
Он любит меня, как ребенка, моет мне голову и одевает. Спозаранку покидает мой дом и оставляет время собраться на работу.
«Идите вы все нахуй, ебанные суки! Ебал я вас всех в рот!». Лимонов закончил роман словами, которыми я начинаю каждый новый день и в его течение иногда повторяю. А как иначе, когда день этот начинается в 5, и всего спустя сутки надо стирать новое постельное белье от спермы.
Опять настали ебучие холода. Теперь одевание это процесс. Сначала нужно снять два или три слоя домашней шелухи, затем, съежившись и обозлившись, да простит мне Чехов эти «вши», надевать новый многослойный костюм, начиная с мест, которые сильнее всего ошалели от мороза.
Господи, будет ли что-то кроме грязи и злобы, и красивой фотографии моего мальчика Н., без воображения которой, я и кончить не могу. Надо совершить утреннюю молитву и пролистать эти стеклянные иконы, и упасть на колени в благодарности за его дружбу, и заткнуть себе рот кляпом притворного равнодушия.
