В сон мой вторглось нечто постороннее, тёмное и мрачное. Постаралось остаться невидимым, проскользнуло по краю сознания, но словно сажей мазнуло, оставило следы сальной копоти. По нервам прошлось холодом, пальцы вмиг замёрзли. Светильник словно налился свинцом, потянул вниз как тяжкий груз. Я покачнулся, упёрся что было силы, сжал зубы, рука под тяжестью задрожала, затряслась в предельной натуге, спину и плечо сковало ноющей болью. Я не поддался, превозмог и не выпустил светоч, не позволил разбиться, угаснуть живому свету. Удержал и пересилил, и двинул вверх всё ускоряясь, поднял светильник ввысь. Над головой потёк ясный свет, и темнота не смогла спорить, упираться, упрямиться и тихо, трусливо шмыгнула прочь. Но я послушному и поспешному отступлению ничуть не поверил. Что-то было не так, неправильно, невместно, если тьма подобралась так близко, обрела явность, напасть осмелилась. Не просто так, не вдруг, не мимоходом, много сил надобно ей собрать, чтобы преодолеть свет маяка. А ради чего? Что может привлечь, пробудить интерес именно здесь, именно сейчас? Здесь не обитель, тайн полная, суровую службу несущая, оплот против тьмы, твердыня для братьев. Здесь только маяк, и я тут один. Навредить мне? И помыслить не могу. Слишком несоизмерима цель и средства. Но тогда… Маяк? Разве это возможно? Да, разумеется, всё возможно, лишь вероятия сильно разнятся.
Я скользнул обратно, торопясь вернуться, мрак послушно расступался передо мной. Я сосредоточился и проснулся. Прислушался, втянул воздух, изучая запахи. Кругом было спокойно, тихо, привычно, знакомо, лишь слабый запах озона достиг моих ноздрей. Я доверился не привычным ощущениям, но обонянию, стремительно поднялся с ложа и поспешил по лестнице вверх. Оборот за оборотом, я не медлил, но не бежал, собирал силы. Я уже и отсюда приметил отсутствие отблеска на стенах – маяк не горел. Ужель пробрались на самый верх? Огородили светоч? Укрыли надёжно? Погасили? Нет, погасить им не под силу. Но лишь поднявшись на самую вершину, на площадку к фонарю, я наконец осознал всю неотвратимость потери. Кристалл исчез!
Славка сбежал. Отвлёк маму, сказав, что забыл дома на тумбочке телефон и что он ждёт важный звонок. Она попеняла его рассеянности, но, вздохнув, предсказуемо и безотказно отправилась за гаджетом. А он, едва дождавшись, пока она скроется за дверью подъезда, рванул прочь со двора. Через несколько мгновений он уже был на Советской улице, но через две минуты свернул за угол и торопливо направился в сторону Колхозной. Двигался заранее спланированным маршрутом, дворами, мимо притаившегося за деревьями серого здания старой школы, давно отданного какой-то городской организации. Славка не вдавался в такие подробности, это было совершенно не важно, на его планы никак не влияло. Эту дорогу он выбрал поскольку знал, что здесь вряд ли встретит знакомых, да и вообще прохожих, разве что любопытные глаза из окон. Ну, и ещё потому, что вела она прочь от парка, прямо в противоположную сторону от того места, куда он собирался с мамой. Пожалуй, сейчас она уже вышла из дома и не найдя Славку на прежнем месте, в волнении мечется по двору, хотя, где там укроешься? А затем она решит, что Славке надоело ждать и он потихоньку тронулся в путь, уверенный, что она вскоре его нагонит. Непременно так и решит, что же ей ещё думать? Да только ошибётся во всём. А вот когда Славку не нагонит… когда и в парке его не обнаружит, вот тогда… Славка ясно понимал, что у мамы начнётся паника, что она в страхе побежит в полицию, благо что отделение совсем рядом с парком, за углом на Парковой улице. А позвонить? А никак – Славкин телефон у неё в руках. Переживать будет, может, даже плакать. Славке маму было жалко, он смущался, опускал глаза, ругал себя, когда думал о том, как она будет переживать, но от побега не отказался. Ему нужна была свобода. Хоть немного. И не в квартире, не в своей комнате, что там за свобода такая, на двенадцати квадратных метрах, да и то, мама каждые полчаса непременно заглянет, спросит, не помочь ли ему в чём? А он хочет сам! Хочет и может. И будет! Славка вновь ощутил ту решительность, которая и толкнула его на побег. Он лишь сильнее крутанул колёса, набирая скорость.
С прибавлением скорости усилилась и тряска. Эту дорожку Славка выбрал осознанно, потому что местный народ её не жаловал. А отчего? Просто она лишь по недоразуменью могла носить гордый статус асфальтированной, но в реальности несколько близких тополей и берёза корнями всколыхнули землю, и асфальт давно пошёл волнами и трещинами. Из трещин насыпался песок и земля, проросла трава и одуванчики. Небольшие городки – это вам не столица, где всё упрятано в асфальт и тротуарную плитку, а то и в гранит. Где тощенькие, хилые от автомобильного шума и гари деревца выстроились как по линейке штучным порядком вдоль проспектов. В небольших городах деревья подымаются кронами выше крыш пятиэтажек, радуя глаз зеленью и оздоравливая местную экологию. А заодно и лишая солнечного света и так небогатые им нижние этажи. Поэтому разросшиеся возле самых окон деревья становились-таки жертвой коммунальных служб и шли под пилу. Но те, кому повезло вырасти чуть поодаль, да ещё и с северной, несолнечной, зато ветренной стороны, росли беспрепятственно.
И сейчас накручивая колёса, Славка уже мог не опасаться – даже если мама решит по странному наитию заглянуть за этот угол, она вряд ли разглядит сына за зеленью свисающих листьев берёзы, которую он миновал минуту назад. А что не скроет берёза, то утаят кусты акации, которые склонялись чуть ли не до средины дорожки так, что Славке пришлось их огибать, чтобы не оцарапаться. Руки-то ладно, несмотря на тёплый день, он предусмотрительно напялил лёгкую курточку, кто знает, что будет через час, а под крышу ему спрятаться будет непросто. Но лицо, глаза от колючих веток не спрячешь, рукой не прикроешься, ведь руки заняты колёсами. Славка приналёг, в очередной раз свернул и оказался на улице Майской, тихой и узкой. Он двигался в сторону от центра и наслаждался такой желанной свободой, так редко ему достающейся. А ведь ему уже почти исполнилось шестнадцать лет. Все его сверстники у родителей даже не спрашивали разрешения, чтобы пойти погулять или к друзьям в гости, а он без мамы и на улицу выйти неспособен. Выйти-то он неспособен, против правды не попрёшь, но уж по улице он мог и сам, что он убедительно доказывал сегодняшним побегом. Себе доказывал. А маме? Как бы это не привело к обратному результату.
После той самой аварии, после того как Славка оказался в этом треклятом кресле, он лишился даже крохи самостоятельности. Поначалу-то, ясное дело, он без помощи никак не мог обходиться, но уже столько времени с тех пор прошло, он всему научился. Только лестницы, пожалуй, оставались для него непреодолимым препятствием. Но мама никак не хотела понимать, что её сын вырос, что ему нужно учиться всё делать самому и самому справляться с трудностями. Она относилась к нему как к беспомощному малышу… Оно, быть может, маме так и положено, но Славку такая чрезмерная опека измотала. И вот сегодня он проснулся с мыслью, что время настало, что именно сегодня его давно подготовленный план побега сработает идеально. Откуда взялось такое предчувствие, Славка не понимал. Снов ему сегодня, вроде бы, не снилось. Во всяком случае, он ничего подобного не запомнил. Но вот прямо с утра у него возникла уверенность, что тянуть больше никак нельзя, и Славка прибывал в странном возбуждении. Ему стоило немалых трудов скрывать это от мамы и вести себя совершенно обычно. И предчувствие не обмануло – Славка сбежал.
