Я помню, как начал смотреть под ноги. Трава, асфальт, огород, сорняк, ботинки, земля. Шумные дискотеки и выпивка по вечерам сменились работой в огороде и просмотром телевизора. Корова померла, курей порезал.
Выходить из дома я стал только в магазин и на дорогу иногда, чтоб продать овощей. Родители давно покинули этот мир, а детей мне пока не хотелось. Мое тело постепенно тяжелело, я все чаще приседал чтоб отдохнуть, несмотря на то что мне не так уж много лет.
Серый налет незаметно расползся по дому, покрывая все, что оставалось без движения больше одного дня. Горячая вода и моющие средства не помогли его отмыть, да и особого желания заниматься уборкой не было. Очень быстро свыкся с этим налетом, и серая пелена стала обычной частью моей жизни. Не только в доме, но и во дворе, да и вообще во всем селе все больше становилось серости. Односельчане не сильно заморачивались этим. Никто ничего менять не хотел. Цвета вокруг блекли, превращаясь в оттенки серого.
Потом началась проблема с вещами, которые, попадая в дом, оставались там навсегда. Я поставил банку на стол и после этого она уже не двигается. Не потому, что не могу ее сдвинуть, а скорее, потому что нет сил и желания ее перемещать. На полу стоит таз, пусть и разбитый, но он останется там стоять навсегда.
Потом в моем доме появилась женщина. Вроде неплохая, она умела готовить и хлопотать по хозяйству, и я довольно быстро привык к ее присутствию.
Конечно, мне не нравятся ее упреки, но, если бы не она, я бы, наверное, вообще ничего не делал, лежал бы целый день. А так я трудился, бесконечно уставая.
Близки ли мы друг другу? Думаю да, ведь в этом и есть близость, когда у вас одни проблемы на двоих.
Помню тот день, когда я увидел больше, чем должен был. Мне нужно было купить гвоздей и пленки, чтобы отремонтировать теплицу. Я шел по серой дороге, по которой уже почти не ездили машины, и смотрел на то, что стало с селом. Смотрел на дом Данилыча, во дворе которого мы устраивали посиделки. Его любимая беседка была завалена кучей металлолома и присыпана серым пеплом, а сам он почти не выходил из дома. Небольшой парк возле дома культуры был весь устлан серой пеленой, на которой не было следов людей. За несколько лет вся молодежь стала вести себя, как старики.
Пошел я не так, как обычно, а через огород Христиченко, с которым в детстве халабуды строили. И дошел до заброшенного дома. Даже не знаю, кто здесь раньше жил, но теперь была видна разобранная крыша, свалившийся на бок сарай и особо толстый слой вездесущей пыли.
Из дома донеслись пугающие звуки, и я спрятался за обветшалым забором. Я притаился и наблюдал. Через некоторое время из дырявой крыши дома вылетели десятки полупрозрачных сущностей и полетели над домами. Я побежал за одной из них.
Седые растрепанные волосы, старое морщинистое лицо, взгляд, вызывающий дрожь. Словно на веки надев старое платье, она медленно и уверенно полетела над домами. Я бежал за ней до Егорыча, моего соседа, который порался в огороде. Онатоткрыла рот и, издавая не громкий вой, начала вдыхать в себя разноцветные полупрозрачные линии. Егорыч ничего не заметил, а просто присел на грядке. Вокруг него пошла как снег знакомая всем серая пыль. Тень сделала свое дело и полетела к другому дому.
– Мара, – выдохнул я. Неизвестно откуда, но я знал ее имя.
Зайдя в свой дом, я увидел в глазах женщины отражение Мары. Теперь я видел Мару повсюду – в каждой частичке этого дома, в соседях, собаках, разбитой чашке и темном шкафу. Теперь я слышал вой, и каждый раз этот вой напоминал, что я становлюсь чем-то тяжелым, становлюсь одной из вещей, лежащих дома и покрытых серой пылью.
Просьбы моей женщины превратились в беспрерывный поток указаний и упреков. Я чувствовал себя виноватым и делал, иногда злился на нее, но ощущал, что мы вместе навеки, несмотря на все горести жизни.
Как-то, сидя на скрипучей кровати, я перебирал свой ящик. Среди прочего хлама на глаза попался пакетик с картой Карпат и фотографиями Говерлы, которые сохранил еще подростком, и много лет не открывал.
Это тронуло во мне что-то. Помню, как еще подростком хотел поехать туда. Эх, какой наивный я был. Или не наивный? Я взял плотный пакетик с герметичной застежкой, вложил в него эту карту и фотки, а затем засунул во внутренний карман ветровки, в которой я постоянно хожу.
***
Я прилег на грядке между помидоров, сорвал один листик, размял его в руках и понюхал. Приятный запах, который ни с чем не спутаешь. Те небольшие удовольствия, которые мне еще остались. Я развернул пакет и посмотрел на фотографию Карпат. Может, есть еще возможность разорвать этот замкнутый круг?
Ночью я решился. Переступить через порог было непросто. Словно ступить в неизвестную бездну отсюда, где все плохо, но хоть предсказуемо и понятно. Где все родное, хотя и высасывает последние силы.
Оставив лишь записку на столе, я взял рюкзак с самым необходимым и пошел, куда глаза глядят. Я вышел за калитку, и мои ноги обдало серой грязью. Улица, по которой раньше ездили машины, превратилась в бесконечный поток пепла, смешанный с дождевой водой.
Я долго шел вдоль этой дороги, освещенной лишь звездами, и на рассвете дошел до реки. Прилег на берегу и просто отдался удовольствию лежать возле воды, а после пошел купаться. По-детски приятно побрызгаться в воде, переливающиеся на солнечном свете.
Я вскинул голову чтобы посмотреть на синее безоблачное небо, наслаждаясь теплой летней водой, и увидел на синем фоне Мару. Она подлетела ко мне, тихий вой, и мне уже не хочется купаться в этой речке. Говорю себе: «я уже не маленький, да и простудиться можно». Вышел на берег и сел на свою одежду.
