Татьяна Алюшина - Свидание вслепую

Зинаида в полной мере прочувствовала точность определения «кромешная тьма»: да потому она и «кромешная», что кроме тьмы этой жуткой нет ничего – вообще ничего!! Первозданная, изначальная темень, с которой все началось – взрыв новой звезды, галактики, атомы – жизнь, которой все и закончится – наступит небытие!

И такой это, оказывается, «кромешный» ужас! Господи, как с этим предки-то дикие справлялись?! Оказаться в такой чудовищной темнотище, к которой ни глаз человеческий, ни организм в целом – ни привыкнуть, ни адаптироваться категорически не могут!

А еще, что самое поразительное…

Мистическим, сверхъестественным образом проснулись-всколыхнулись все задавленные, практически уничтоженные за ненадобностью комфортом цивилизации первобытные инстинкты и скрытые резервы организма, обострив мгновенно во сто крат, а может, и поболе, все органы чувств и ощущений!

Зинаида чувствовала этого мужчину всеми вот этими самыми пугающе обострившимися инстинктами. И, не видя, ощущала его в метре от себя, на расстоянии вытянутой руки – слышала его дыхание, стук сердца, впитывала запах, чувствовала тепло, исходившее от его кожи даже через одежду, и, как ей казалось, даже мысли его слышала…

– Вы меня боитесь? – тихо спросил он, не тревожа понапрасну громкостью темноту.

Она услышала недосказанное, подуманное им: боится ли она его желания, которое чувствовала всей кожей, боится возможности воспользоваться странной ситуацией или даже нападения…

– Нет, – в тон ему, тихо ответила Зинуля. – Не вас.

Они помолчали. Оба сквозь вязкость первозданной темени договаривали не словами, а чувствами и обострившимися рецепторами недосказанное.

Не его! Себя! Она боялась себя, своего странного, необъяснимого желания броситься к этому незнакомому мужику в объятия – к нему, в него, позабыв обо всем на свете, – желания, от которого звенела кожа на всем теле…

– Я тоже, – еще тише признался он.

Помолчал и пояснил:

– Не вас.

И что-то надо было немедленно – нет, еще быстрее, чем немедленно! – говорить, делать, словами, действиями, чем угодно, сбить, нарушить эту странную, неожиданную пугающе-оглушающую невероятную тягу друг к другу!

Они оба, сразу, почувствовали взаимное желание-интерес, и нечто больше простого желания-интереса, как только встретились взглядом, а когда официально здоровались, пожимая друг другу руки при знакомстве, их так шибануло молнией в ладони, что пришлось отдергивать руки и извиняюще улыбаться, изображая непонимание и испытывая обоюдную неловкость.

Но что бы там ни возникло между ними, удивив и слегка напугав, умело управлялось и загонялось куда подальше воспитанием и принятыми правилами поведения развитого социального общества. Подумаешь, кольнуло-шибануло! Подумаешь, от одного его взгляда голова закружилась – и что?!

Да ни-че-го!!

Вот именно! Как ему, так и ей. Два совершенно незнакомых человека, встретившихся по делу, скорее всего, первый и последний раз, и мирно благополучно расставшихся. И все правильно. Оба усиленно не придавали значения чему-то там, вроде повышенной заинтересованности, занявшись насущным деловым вопросом, из-за которого и встретились. И все.

Какие мансы?! Еще чего.

Оба прекрасно справлялись, демонстрируя хорошие манеры, умение управлять своими эмоциями… до того момента, пока не оказались в этой самой жуткой, бескомпромиссной «кромешной» тьме.

Наедине. Вдвоем. Запертыми!

Внезапно Зинуля перестала бояться – как отрезало! Себя, его, их обоюдного магнитно-непреодолимого влечения друг к другу, последствий возможных, запретов наистрожайших. Они внезапно обрели спокойное знание – в чем именно находили первобытные предки спасение от страхов первородной жуткой тьмы.

В единении!

Мужчина уловил, «считал» в ней эту перемену.

И протянул руку…

Жизнь – странная штука.

И эта ее всегда присутствующая странность пугает человечество всю его историю существования.

Непредсказуемость – самый страшный страх из всех людских страхов!

Нет, мы, конечно, заигрываем с судьбинушкой, втайне лелея надежды, что уж если и бахнет она этой своей непредсказуемостью, то уж верняк – в виде удачи, свалив на тебя счастье немереное, нежданное-негаданное!

А вот так вдруг – и ты в шоколаде.

Ну, бывает же так?! Бывает!

Ну, чтоб ни хрена не делать, всяческих трудностей, испытаний, потерь, лишений не проходить. Миновать, так сказать, стадию подхода: за тридевять земель не шастать, железных сапог не истаптывать, хлебом черствым не давиться, а – бац…

И сча-а-астье!

Скажем, богатство на голову свалилось, или там – принц на коне, и он тебя одну всю-то жизнь искал и любил – вот приехал, из навозу достал, помыл-накормил и приголубил. Или там, прынцесса к Емеле на печь – прыг! – и «люблю-не могу, и полцарства в придачу, а ты лежи-лежи, милый»!

Да, лелеем, лелеем такие мечты втихаря, а чо! Я ж вон какой хороший – заслужил!

Но подгаживает одно: что ни сказка, что ни история из жизни, что ни книжка какая захудалая, а все без бития жизненного, лишений и трудностей всяческих не обходится. И все вокруг твердят – а ты потерпи! И золото с неба не сыпется. Вот же гадость в чем…

А та-а-ак – нет. Так мы не согласные! Так мы не хотим, спасибо.

И с детским жгучим любопытством, замирая, слушаем рассказы, что у кого-то тако-о-о-ое произошло! После всяческих тревог, ужасов и испытаний, уж такое счастье небывалое на него свалилось – по сей день счастлив и благоденствует. И радуемся, как дети, потаенно, в душе, что случилось это не со мной, а с каким-то неизвестным Васей, а мне такое счастье и подавно не нать! Слава богу, что пронесло мимо! Я лучше здесь, в тишке отсижусь, зато без тревог и волнений. И посмеиваемся с гордостью отстраненного наблюдателя: «Ну, и дурак этот Вася, что вдряпался во все это! Вон ему как жизнь наподдавала! А я молодец, аккуратный, в истории не попадаю. И поговорочка дурацкая: «Не было бы счастья, да несчастье помогло» – это не про меня!»

А все-таки завидуем конечному результату приключений того самого Васи и надежду тайную сохраняем: а вдруг Боженька мне полный короб счастья-то отвалит – просто так!

Как в том старом анекдоте:

– Ты хотя бы билет купил! – возмутился Господь, уставший от бесконечных молитв и просьб старого еврея о большом выигрыше в лотерею.

А судьбинушка на все это тихо посмеивается, продолжает выкидывать свои кренделя, мало интересуясь нашими планами, желаниями и страхами.

Зиночка Ковальчук родилась в очень правильной, крепкой, полноценной семье, с правильными родителями, бабушками-дедушками, с правильными общественно-социальными устоями. И вся ее жизнь просматривалась, от рождения и до заката – прямолинейно, как Восточно-Сибирская магистраль со станциями-этапами становления: школа, институт, работа, замужество, двое детей, еще, и еще работа – есессено, все правильное до тошноты. А потом – пенсия, внуки, шесть соток, счастье тихого огородничества, почетная старость в кругу родных и близких.