Ветки хлестали по лицу, сердце стучало так, что казалось, вот-вот вырвется из груди, но он все бежал и бежал, потому что не мог остановиться. Преследователь нагонял. Еще немного, и пуля прорвет ночь и ударит в спину. А может, уже ударила. Может, за ним уже стелется кровавый след. Онемев от ужаса, он не чувствовал ничего – осталось одно лишь жадное, отчаянное стремление выжить. Дождь бил в лицо, холодный, колючий, слепящий. Дождь стучал по опавшим, мертвым листьям. Продираясь сквозь густую тьму, он споткнулся и рухнул лицом в грязь. Рухнул с оглушительным шумом. Треск ломающихся веток выдал его, и преследователь тут же сменил курс. Теперь враг шел прямо к нему. Приглушенный хлопок выстрела, короткий свист пролетевшей у щеки пули… Да, обнаружили. Он заставил себя подняться и резко подался вправо, снова сворачивая к шоссе. Здесь, в лесу, у него шансов нет. Там, на автостраде, если повезет привлечь чье-то внимание, если удастся остановить машину, какая-то надежда еще есть.
Хруст веток, проклятие – преследователь, кажется, тоже споткнулся. Выиграно несколько секунд. Несколько драгоценных, спасительных мгновений. Он снова побежал, почти наугад, руководствуясь одним лишь смутным чувством направления. Вокруг тьма и ни единого огонька, только тусклый отблеск хмурых туч, закрывших ночное небо. Дорога должна быть впереди. Еще чуть-чуть, и ноги ощутят асфальт.
И что потом? Что, если никакой машины не будет? Что, если помощи ждать не от кого?
Словно в ответ впереди, за деревьями, мигнул свет, два дрожащих лучика.
Собрав остаток сил, он метнулся к автомобилю. Легкие горели, дождь слепил глаза. Еще одна пуля прошла рядом и ввинтилась в ствол дерева, но стрелок за спиной был уже не важен. Теперь все зависело от тех огоньков, что манили, звали к себе, дразнили обещанием спасения.
Он даже опешил, выскочив на дорогу, ощутив под ногами твердое покрытие. Огоньки еще оставались впереди, прыгали где-то за деревьями. Неужели опоздал? Неужели они удаляются и сейчас исчезнут за поворотом? Нет, приближаются… они уже ярче. Он побежал навстречу машине, к повороту, понимая, что преследователь видит его как на ладони. Звук шагов отскакивал от мокрого асфальта и отдавался хлестким эхом. Огоньки повернули, и тут его настиг третий выстрел. Что-то толкнуло сзади – с такой силой, что он упал на колени. Пуля разорвала плечо. Он почувствовал, как кровь потекла по руке теплой струйкой, но не ощутил боли. Сейчас важно было другое – остаться в живых. Он встал, пошатнулся, выпрямился, сделал шаг вперед и…
…И чуть не ослеп от ударившего в глаза яркого света. Увернуться, броситься в сторону уже не было времени. Он не успел даже запаниковать. Взвизгнули покрышки. Из-под колес полетели брызги.
Он не почувствовал удара. Понял только, что лежит на земле, что дождь бьет по лицу, что вода стекает в рот и что ему очень, очень холодно.
Он знал, что должен сделать что-то. Что-то важное.
Рука дрожала. Он сунул ее в карман ветровки, и пальцы нащупали небольшой пластиковый цилиндр. Нащупали и сжали. Чем важен этот предмет, что в нем такого особенного, он не помнил, но, обнаружив его, испытал облегчение. Только бы не выпустить, не потерять.
Его кто-то звал. Женщина. Дождь мешал увидеть ее лицо, но он слышал голос, слегка охрипший от паники, пробивающийся сквозь туман и шум в голове. Он попытался заговорить, предупредить ее, что нужно поскорее убираться, что там, в лесу, смерть. Но с губ сорвался только стон.
В трех милях от Редвуд-Вэлли дорогу перегородило упавшее дерево, а путь в объезд Уиллитса из-за усилившегося дождя и скопления машин отнял у Кэтрин Уивер почти три часа. К тому времени часы уже показывали десять, и она поняла, что попасть в Гарбервиль до полуночи не получится. Хорошо бы Сара не стала засиживаться допоздна, а легла пораньше спать. Впрочем, зная Сару, Кэтрин не сомневалась, что ее будет ждать теплый ужин в духовке и пылающий камин в гостиной. Беременность явно пошла подруге на пользу. Сара мечтала об этом ребенке несколько лет и говорила о нем годами. Даже имя – Сэм или Эмма – выбрала задолго до зачатия. Тот факт, что у нее не было больше мужа, большого значения не имел. «Все, что требуется, – это дождаться нужного отца, – говорила Сара, – а потом взять дело в свои руки».
Она так и поступила. Биологические часы уже отсчитывали последние годы, когда Сара приехала к Кэти в Сан-Франциско и спокойно, без суеты выбрала в справочнике клинику для страдающих бесплодием. Разумеется, либерально ориентированную, такую, где смогли бы понять желания и потребности тридцатидевятилетней незамужней женщины. Сам процесс оплодотворения, как она рассказывала позже, прошел в деловой обстановке. Запрыгиваешь на стол, суешь ноги в стремена, и – опля! – через пять минут ты уже беременна. Ну или почти. В любом случае процедура проста, доноры отобраны тщательно, и их здоровье подтверждено специальным сертификатом, а самое главное, женщина может реализовать свой материнский инстинкт без чепухи с замужеством.
Ох уж эти брачные игры! Они обе прошли через них с немалыми потерями. Обе развелись и продолжали жить дальше – уже с боевыми шрамами.
«Сара такая смелая, – подумала Кэти. – По крайней мере, ей достало сил вынести все трудности и испытания в одиночку».
Она стиснула зубы, сдерживая рванувшуюся из глубины старую, но еще не остывшую злость. Своему бывшему Кэти простила многое. Эгоизм. Придирчивость. Неверность. Но Джек не дал ей шанса завести ребенка, и этого она простить ему не могла. Да, конечно, можно было бы обойтись и без его согласия, но она хотела, чтобы ребенок был желанным для обоих родителей. И все ждала, ждала, ждала. Но за те десять лет, что длился их брак, Джек так ни разу и не «созрел», ни разу не почувствовал, что «время пришло».
Но Джек хотя бы должен был признаться, сказать, что ему не до ребенка, что для него самое главное – он сам.
«Мне уже тридцать семь. Мужа больше нет. И даже бойфренда постоянного нет. Но я бы со всем этим смирилась, если бы смогла держать на руках своего малыша».
Что ж, пусть судьба улыбнется хотя бы Саре.
До срока оставалось четыре месяца. Через четыре месяца у Сары будет малыш. Кэти невольно улыбнулась.
В ветровое стекло бил дождь. В последние минуты он усилился, и «дворники» не справлялись с потоками воды, хотя и метались туда-сюда как угорелые. Кэти взглянула на часы – ого, уже половина двенадцатого. Дорога оставалась пустынной, ни впереди, ни позади других машин видно не было. Случись что с двигателем, и ночевать придется на заднем сиденье – помощи не будет до утра.
Кэти подалась вперед, пытаясь рассмотреть разделительную полосу, но дорогу надежно скрывала плотная полоса дождя. Хочешь – смейся, хочешь – плачь. Наверное, нужно было все же остановиться в том мотеле, в Уиллитсе. Не остановилась. Глупо останавливаться, когда за спиной такой далекий путь, а до цели всего лишь пятьдесят миль.