Быстрые заметки о новой книге Е. Литвинцевой
«Вышел месяц из тумана…»
Новая книга Елены Литвинцевой – атмосферная, в том смысле, что состояния пишущего зависят от того, что вокруг. Это «свой туман», родной, доморощенный и природный. От него зависишь, например, как от камышей в окне поезда. Ведь не зря же первое стихотворение так называется. Просто, когда их вдруг видишь, «становится жить интересно».
Конечно, сюда входят обожание Родины, костры, «травы до ушей»… И всё это для души, потому что «я вышла в пять утра в туман», и тот, кто «парил над скамейкой», был – «на свой туман имевший право»… И тут уже не природа и идеология, а, повторим, состояние. Ну и удивительное равенство со всеми в иные моменты подъёма или спуска по этому вектору.
Не зря Елена Литвинцева (по её рассказам) ходила в горы, летала в планере и спортивном самолёте, совершила прыжок с парашютом. Любимые занятия её детства – залезать на высокие здания, строительные объекты, сидеть там на самом краю, свесив ноги, прыгать с гаражей и, конечно, покорять любимые деревья. Реяние над ситуациями своей жизни или свободное падение празднично свойственно новой её книге. У неё всегда есть выход за рамки, полёт не ради цели. Для этого тоже нужен «туман», чтобы парить в нём, как в пластах восходящего или нисходящего потока. Тут любовь не только к облакам и эмпиреям, но к пространству, которое стало твоим, как для Лены «Дибуны» (смотри одноимённый цикл, весьма похожий на поэму).
И в чёткий образ не облечь то,
Что ощущаем ты и я:
Дибунское сырое Нечто,
Туманный сгусток бытия!
(Стихотворение «Не монументы и не фрески…»)
Иной проницательный читатель примет это за кураж и даже позицию. Всё бы так, но годы литературной учёбы и пребывания в поэтическом цеху научили не только самовыражаться в полёте, но и медитировать о ценностях как жеста, так и духа достаточно глубоко.
Стихи кажутся весёлыми. В первой книге они казались обериутскими, кто-то назвал Лену «Олейниковым в юбке». Но, похоже, это была игра на понижение. Теперь другая сублимация – на повышение значимости происходящего. Вячеслав Лейкин заметил, что раньше стихи её «вселяли», а теперь «внушают».
Елена Литвинцева – поэт настоящего. «Имеет право», но если с окружающим что-то не так, её картина мира тоже может изменяться, быть кризисной.
Душа открылась, чтоб закрыться
Теперь уж, видно, навсегда.
Когда «вселявшаяся» нам идеология счастья не совпадает с ожидаемым, автор, как все женщины, серьёзно шутит, ищет и находит «умные и точные слова» (стихотворение «Голова»).
И ещё из этого «своего тумана» она умеет перекликаться с другими. Это и посвящения, и чисто литературная обращённость к провиденциальному, пока не видимому (по причине, видимо, все той же нашей погоды) собеседнику. Здесь встречаются как игривые, так и смело игровые вещи, но разговор идёт о главном, иногда напрямик.
Древние на Востоке говорили: «страсть крадётся камышами», намекая на тигра, на скрытую, опасную мощь жизни, нападающую часто из засады, которая скрывается за всеми дружбами и реалиями быта. А это уже не выход на природу, а открытие «своей природы». Тут чаще работает не каникулярный принцип праздника жизни (причём расставания празднуются так же, как встречи), но обретение иных смыслов, осознание своего одиночества, «одиночества стиля», как кто-то сказал. А, возможно, и снятие литературной маски. Мне кажется, эта книга – шаг в этом направлении. А жизнь, может быть, и вывезет хотя бы потому, что наш автор – всегда в ней.
А всё, пока оставленное неясным, обещает тайну, обостряет восприятие, очищает от лишних поэтизмов и стереотипов современной лирики. Иные авангардно-многозначительные дискурсы оказываюся то в пафосной, то в пародийной оболочке попеременно. Иные ценности жизни подвергаются сомнению, потому что жизнь оказалась интереснее выдумок о ней; когда романтика и насмешка ужились в одном стихотворении, – героем стал не голый смысл, а «свой туман» (стихотворение «Нет-нет, такого не бывает…):
Недоцелованные тени
Мечтают слиться во плоти.
И жизнь цветёт, как куст сирени,
А завтра может отцвести!
Отсюда и непохожесть этой книги на предыдущую, некоторое расширение лирического репертуара при той же поэтике, но другой интонации. Хотя в этих стихах, к счастью, ещё больше характера, персонажей и автора, чем литературы и программы. Видимо, это знак того, что поэту вне групп приходится опираться уже не на литературную школу, а на самого себя: школа идёт до известной глубины и иногда проходит, а встреча с настоящим продолжается. И тогда важно не с кем ты, а какой. Книга даёт ответ на этот вопрос.
Борис Григорин
Декабрь, 2014
1. В объятьях душистого низкого неба…
Где-то мрачно, и капает с крыш,
По обочинам Родины пусто.
Лишь поодаль растущий камыш
Вызывает приятное чувство.
Сколько видела я камышей
За свои необъятные годы!
Были травы до самых ушей
Воплощением детской свободы.
Были тайны, признанья, костры,
Наш приют обходящие тучи.
Чувства странные этой поры,
Словно запах болота, живучи.
Для любой ли доступно души
Ощущение то, – неизвестно,
Но, как вижу в пути камыши,
Мне становится жить интересно.
«Однажды я искала хрен в тумане…»
Однажды я искала хрен в тумане.
Отец соленье делал. Вкуснота —
Поесть груздей хрустящих на сметане.
– Поди, добудь хренового листа, —
Сказал, – тебе же ведомы в природе
Съедобные растения, цветы,
И в городе, как будто в огороде,
Сыскать чего угодно можешь ты.
Я помнила, что у кинотеатра
Видала лист хреновый. В том году
Не стала рвать, оставила «на завтра»,
Предчувствуя грядущую нужду.
Густой туман и осени сиянье
Сознание захватывают в плен.
Я стебли тереблю, веду желанье,
А хрена нет! Куда девался хрен?
Всё исчезает в местности убогой,
Не выказав продления примет.
Хожу я на автобус той дорогой
И всё смотрю: где хрен? А хрена нет.
«Мы люди дикие и, кажется, больные…»
Мы люди дикие и, кажется, больные.
Кому так кажется, то кажется, что мы
Не то, что лунные, но всё же не земные,
С наводкой внешнею на хрупкие умы.
Мы люди смелые, богатые, лихие,
И превращаемся в балдеющих зверей,
Когда грохочет гром, когда ревёт стихия,
И в тёплых лужах полусферы пузырей.
Мы люди местные, сырые, водяные.
Мы любим Родину и тину на ушах.
Её струящиеся нити ледяные
Жуём в течениях и дышим в камышах
Сладчайшей плесенью, не помня дня и года,
Не чуя времени совсем, когда земля,
Вода, еда, – кругом, – стихия и свобода,
Всё безоплатное, и дадено с нуля!
И с наших лиц нейдут довольные улыбки,
И наше счастие не кончится, пока
