Джон Мильтон, занимающий второе место среди английских поэтов после Шекспира, в 1667 году опубликовал эпическую поэму «Потерянный Рай». Первое издание, кстати, вышло в количестве всего десяти экземпляров. Автор с блестящей изобразительной силой представил там борьбу между Добром и Злом, Небом и Адом, Светом и Тьмой, Порядком и Хаосом. Следующее произведение Мильтона, «Возвращенный Рай», вышедшее в 1671 году, явилось логическим продолжением первого, так как его тема – возвращение Христом, словно вторым Адамом, того, что было утрачено Адамом Первым. Мильтон оказался способен одержать верх над собственным отчаянием: его последующие поэмы – воплощение просветленной веры в Бога и в возможность возрождения человеческой Души.
В 1820 году г-жа Вестрис выступила в опереточном варианте моцартовского «Дон Жуана» в театре Друри-Лэйн в роли Повесы, для чего облачилась в мужской костюм. Она чрезвычайно шокировала такой дерзостью многих, однако театр стали осаждать толпы любопытных, желавших узреть ее в этой роли. То же самое повторилось, когда она с фантастическим успехом выступила в «Опере Нищих», сыграв роль капитана Макхита.
1819
Пандора пришивала верх к диванной подушке, предварительно выстирав его и прогладив и при этом думая, что все равно более отвратительные цвет и узор трудно подобрать: все какого-то «печеночного», коричневого и тошнотворно-зеленого колеров. Отец, кстати, нередко повторял, что людей можно ассоциировать с цветом, который они выбирают, и он был прав: цвета подушки очень подходят для тети Софии.
Пандора тихонько вздохнула: она чувствовала себя несчастной оттого, что теперь приходится жить в епископском дворце в Линдчестере. Огромное, угрюмое, холодное и, по мнению Пандоры, отталкивающее на вид здание и ее жизнь сделало такой же безрадостной и мрачной.
Как же она была счастлива, когда жила с родителями в маленьком церковном приходе в Чарте: прекрасный розарий и конюшня, где отец держал своих любимых лошадей. Мама, посмеиваясь, говорила даже, что лошади и есть самые важные члены их семейства.
Отец никогда не стремился к духовному поприщу, но, будучи третьим, и младшим сыном в аристократическом семействе, должен был, по традиции, посвятить жизнь служению церкви: другого выбора для него не существовало. Однако папа был достаточно умен и находчив: он смог все устроить так, чтобы служебные обязанности не отнимали слишком много времени, отвлекая его от любимых занятий – верховой езды и охоты.
«Наш охотник-пастор», – называли его прихожане, забывая, что по воскресеньям он читал душеспасительные проповеди. Отца воспринимали прежде всего как добродушного весельчака, который поддерживал дружеские отношения со множеством охотников да и вообще со всеми окрестными жителями.
«В его обществе всегда было так легко и весело», – подумала Пандора, стараясь не расплакаться, но слезы уже застилали глаза. Как отчаянно и горестно рыдала она, узнав об ужасающей трагедии, которая сразу лишила ее и отца, и матери. Ей тогда казалось, что она выплакала все слезы, но вот, прожив больше года в доме дяди-епископа, Пандора поняла, что слезы никуда не делись: действительность удручала ее, и с каждым днем девушка чувствовала себя все более одинокой и несчастной.
Вот и сейчас, в эту самую минуту, ей по-прежнему невыносимо было думать о трагическом событии, отнявшем родителей.
У отца не было средств, чтобы приглашать для объездки лошадей опытных жокеев, поэтому он сам занимался этим трудным и опасным делом. В тот роковой день отец выбрал для развлекательной поездки двух, еще не очень привычных к узде жеребцов и отправился вместе с матерью Пандоры на охоту в отдаленную и малознакомую часть графства. Чета Стрэттон уже возвращалась домой, когда внезапно на дорогу выскочил олень и помчался перед лошадьми. В испуге они припустились бешеным галопом и свернули к реке.
Пандоре подробно описали все, что потом произошло: старая двуколка с размаху ударилась о мост, мать и отца выбросило на берег, и они скатились в реку. Отец при падении сломал шею, а мать, потеряв сознание, упала в воду лицом вниз и захлебнулась.
Пандора часто жалела, что не погибла вместе с родителями. После трагедии дядя-епископ с явной неохотой и напускным великодушием приютил Пандору у себя во дворце. Однако дядя и тетя так тяготились ее присутствием, что все поступки племянницы воспринимали с явным неодобрением. Угодить тете Софии было невозможно, как бы Пандора ни старалась, и вскоре она поняла, в чем тут причина: тетю больше всего раздражали красота и молодость племянницы. Пандора была очень похожа на погибшую мать: такое же милое овальное личико, прекрасные глаза цвета темных фиалок, а стройная фигурка разительно контрастировала с расплывшимися телесами тети. Но, главное, лицо Пандоры было безупречно свежим и гладким, а тетино уже избороздили глубокие морщины.
Поняв, в чем коренится истинная причина тетушкиной неприязни и почему у нее столь неистощимый запас придирок и требований, Пандора, тем не менее, всегда беспрекословно, с готовностью выполняла все повеления. Вот и сейчас она знала, что ее вышивка обязательно вызовет только нарекания: зачем швы так «затянуты» (или, наоборот, слишком «свободны») и почему верх скверно проглажен, необходимо все проутюжить опять. Пандора с облегчением вздохнула, подумав, что дядя и тетя вот-вот отбудут в Лондон на праздник, который состоится в Ламбетском епископском дворце. Это торжественное ежегодное событие тетя всегда предвкушала с большим волнением. Еще недели за три до него Пандоре пришлось переделывать парадное тетино одеяние, обшивать его новыми кружевами, а также обновить ленты капора и украсить множеством побрякушек зонтик. Хотя, что бы тетя София ни надела, она все равно выглядела непривлекательно. Вот почему, еще завтракая, тетя София с явной враждебностью поглядывала на тоненькую фигурку Пандоры, изящество которой не могло скрыть и очень простое, пуритански-скромное платье.
Завтрак проходил в молчании: епископ не любил разговоров за едой, особенно ранним утром, когда читал «Таймс». Слуга всегда предусмотрительно прикреплял газету к серебряной, до блеска начищенной подставке. Два лакея разносили на больших серебряных блюдах обильную снедь, которой Огастес Стрэттон и его супруга старательно воздавали должное, подкрепляя силы перед поездкой.
Пандора ела очень мало и с готовностью приняла из рук тети три мелко исписанные страницы.
– Вот дела, Пандора, которые ты должна сделать во время моего отсутствия, – резко и повелительно объявила тетя. – Не следует лениться, пока мы с дядей будем в Лондоне. Я желаю, чтобы к моему возвращению, в пятницу, все было бы исполнено.
