Девушка невольно съежилась, когда на ее лице застегнули безглазую кожаную маску и она перестала что-либо видеть. Ей казалось, будто это никому не нужная чушь, но она не противилась. Такова была процедура – об этом ей месяц назад за обедом рассказала другая Утроба.
– Маска? – с невольной усмешкой спросила она тогда, представив себе странную картину. – Зачем маска?
– Ну, это не совсем маска, – поправилась сидевшая слева от нее молодая женщина, отправляя в рот очередной лист свежего салата. – На самом деле это повязка на глаза, – прошептала она, потому что обсуждать такое не полагалось.
– Повязка на глаза? – изумленно переспросила девушка и рассмеялась, будто извиняясь. – Похоже, я совсем не умею вести беседу. Просто повторяю за тобой. Но – повязка? Зачем?
– Они не хотят, чтобы ты увидела Плод, когда он из тебя выйдет. Когда ты его родишь. – Женщина показала на свой вздувшийся живот.
– Ты ведь уже рожала? – спросила девушка.
– Дважды, – кивнула женщина.
– И каково это? – снова спросила девушка, но тут же поняла, что вопрос прозвучал довольно глупо.
С ними уже проводили занятия, показывали графики, давали наставления. И все же совсем другое дело – услышать ответ от кого-то, кто уже через это прошел. А раз уж они все равно нарушили запрет на обсуждение данной темы – почему бы и не спросить?
– Во второй раз было легче. Не так болело. – Не услышав ответа, женщина вопросительно взглянула на девушку: – Тебе разве не говорили, что это больно?
– Говорили, что будет неприятно.
Женщина насмешливо фыркнула:
– Неприятно, значит… Вот как это у них теперь называется. Во второй раз уже не так неприятно. И не так долго.
– Роженицы! Роженицы! – раздался в громкоговорителе строгий голос. – Прошу следить за своими разговорами! Вы знаете Правила!
Девушка и ее собеседница послушно замолчали, поняв, что их слышно через встроенные в стены столовой микрофоны. Среди других девушек раздались смешки, – вероятно, предупреждение относилось и к ним. Говорить было почти не о чем. Всех объединял процесс – их работа, их миссия. Но после строгого окрика тема беседы сменилась.
Девушка зачерпнула еще ложку супа. Еда в общежитии для Рожениц всегда была обильной и вкусной. Все Утробы обеспечивались надлежащим питанием. Впрочем, в коммуне, где она росла, никогда не приходилось страдать от недоедания – в жилище ее семьи еда доставлялась ежедневно.
Но когда девушку в двенадцать лет выбрали в Роженицы, жизнь ее изменилась, хотя и не сразу. В школе от нее стали меньше требовать по учебным предметам – математике, естествознанию, правоведению. Меньше контрольных, меньше чтения. Учителя теперь обращали на нее мало внимания.
В ее учебный план включили курсы питания и здоровья, и она проводила больше времени за упражнениями на открытом воздухе. В пищу добавляли специальные витамины. А после обследовали и брали анализы, готовя к будущей роли. По прошествии года с небольшим девушку сочли готовой. Ей велели покинуть семейное жилище и перебраться в общежитие для Рожениц.
Перемещаться из одного места в другое внутри коммуны было несложно. Ничего своего у нее не имелось. Одежду выдавали и стирали на центральном одежном складе. Школьные учебники у нее отобрали, чтобы на следующий год ими могли воспользоваться другие ученики. Велосипед, на котором она ездила в школу, забрали подновить, а потом отдали другой девочке, помладше.
Дома в последний вечер устроили праздничный ужин. Ее брат, который был на шесть лет старше, уже проходил Обучение в Департаменте Юстиции. Они видели его лишь на общественных собраниях, и он уже стал для них почти чужим. Так что за последним ужином их было лишь трое – она и вырастившие ее родители. Они немного повспоминали разные забавные случаи из ее детства (вроде того, как она сбросила в кустах туфли и из Детского Центра вернулась домой босиком). Все смеялись, и она поблагодарила родителей за те годы, когда они ее растили.
– Вас не смутило, что меня выбрали в Роженицы? – спросила их девушка.
Втайне она надеялась на что-нибудь более престижное. Когда Клэр было шесть и отбор прошел ее брат, вся Семейная Ячейка очень гордилась. В Департамент Юстиции попадали только обладавшие особо острым умом. Но она была далеко не первой ученицей.
– Нет, – ответил Отец. – Мы доверяем мнению Комитета. Его члены знали, что у тебя получится лучше всего.
– И Роженицы очень важны, – добавила Мать. – Без Рожениц никого из нас вообще бы не было!
Они пожелали ей всего наилучшего в будущем. Их жизнь тоже менялась – они переставали быть родителями, и им предстояло перебраться туда, где жили Бездетные Взрослые.
На следующий день девушка в одиночку отправилась в общежитие – часть Родильного Дома – и поселилась в выделенной ей комнатке. Из окон можно было увидеть школу, куда она ходила, и площадку для игр. Вдали виднелась окружавшая коммуну река.
Наконец несколько недель спустя, когда она обустроилась и начала заводить дружбу с другими девушками, ее вызвали на осеменение.
Девушка волновалась, не зная, чего ожидать, но, когда процедура завершилась, она облегченно вздохнула. Все прошло быстро и безболезненно.
– Все? – удивленно спросила она, вставая по знаку техника со стола.
– Все. Приходи на следующей неделе на проверку и сертификацию.
Она нервно рассмеялась, жалея, что в папке с наставлениями, которую ей дали после того, как выбрали в Роженицы, не содержалось подробных инструкций на этот счет.
– Что значит сертификация? – спросила она.
Техник, откладывавший в сторону инструменты для осеменения, похоже, не располагал временем, чтобы давать объяснения, – своей очереди ждали другие девушки.
– Когда мы убедимся, что зародыш прижился, – раздраженно сообщил он, – ты станешь сертифицированной Утробой. Еще вопросы есть? Нет? Тогда можешь идти.
Казалось, все это было совсем недавно. И теперь, девять месяцев спустя, ей надели на глаза повязку. Неприятные ощущения начались несколько часов назад, сперва с перерывами, потом не прекращаясь. Девушка глубоко дышала, как ее учили, чувствуя жар на коже под маской. Она попыталась расслабиться, вдыхая и выдыхая, не обращая внимания на неприятные… «Нет, – подумала она. – Это боль. На самом деле это боль». Собравшись с силами, она негромко застонала, выгнула спину и всецело отдалась окружавшей ее тьме.
