1. Глава 1. Яра
Токсикоз…
Что может быть кошмарнее к концу первого триместра… Ни тяжести, ни шевелений, ни частых побегов в туалет, ни стремительной утомляемости. Казалось бы, ничего не изменилось. Но нет, токсикоз ехидно напоминает мне, что я в положении.
Отдышавшись, отлепляю ладони от холодной стены в подземной парковке, и даю себе полминуты убедиться, что перед глазами больше не мутнеет, а завтрак не просится наружу.
Дрожащими от накрывшего меня бессилия руками достаю из сумки бутылку воды. Я опаздываю. Однозначно. Если не возьму себя в руки, гадюки коллектива начнут делиться между собой подозрениями. А о моей беременности никто не должен знать. Никто!
Пью, делаю еще один глубокий вдох и плетусь к дверям. Коридор, эскалатор, лифт — и я буду на месте. На своем родном десятом этаже.
Опять начинает штормить. Разъезжающиеся двери перед глазами рябят. Странно, что они так рано открываются, я же еще не дошла.
Ах, это не для меня! Замечаю сбоку темный силуэт. В попытке повернуть голову делаю себе хуже. Пошатнувшись, обрушиваюсь на мужскую фигуру, и кофе из бумажного стакана в его руке волной окатывает дорогой пиджак.
Оба замираем. Я держусь за его крепкие плечи и таращусь на пятно на широкой груди, боязно сглатывая тошноту и страх. Он медленно отнимает мобильник от уха и мурашечным голосом произносит с треском рвущегося наружу бешенства:
— Пять баллов, ворона.
Что?!
Округляю глаза и поднимаю голову. Хочу видеть лицо этого хама. Но успеваю заметить лишь тьму карих глаз, как он отодвигает меня и скрывается за дверями.
Стою как оплеванная. Дал бы мне секунду, и я бы извинилась. Предложила бы оплатить химчистку. Блин, да я сама сносила бы пиджак в «Стирку Пять Сек», тут недалеко. Зачем оскорблять-то? Наверное, негодяй с шестого этажа. У них там вообще аномальная зона. Два офиса, в которых коллективы меняются по три раза в неделю. И все кадры как на подбор — недовинченные.
Оглядываю свой костюм. Вроде чистый. Кофе не попал. Отлично. Совсем не хочется встречать нашего нового генерального обляпанной. Достаточно моей кислой мины. Как бы я ни старалась улыбаться, Пашка твердит одно и то же: «У тебя как будто инсульт». Но не получается у меня быть столь же энергичной, как раньше. Вот рожу, и все встанет на свои места.
Поднимаюсь в свой офис не без приключений. Лифт зависает между шестым и седьмым. Как обычно. Все стабильно. Хоть батюшку не вызывай шестой этаж освятить. Пять минут мнусь с ноги на ногу, пока лифтер перезагрузит этот многострадальный подъемный механизм. Хорошо, что у меня нет клаустрофобии. Только раздражает духота. Кондиционер в лифте все лето ремонтируют, никак отремонтировать не могут.
Наконец я на своем этаже, который гудит роем пчел. Коллектив слипшимися повсюду кучками бурно обсуждает что-то невероятное. Обычно у нас так смакуют сплетни, дружно перемывая жертве косточки.
— Ты где пропадала? — подскакивает ко мне Пашка.
Вздрагиваю. Дать бы ему сумкой по уху!
— Застряла в лифте, — говорю набившее у всех оскомину оправдание опоздания и беру курс к своему кабинету.
— Девлегаров здесь! — спешит Пашка за мной.
— Уже? — удивляюсь и гляжу на наручные часы. — Рановато он. Я заказала ланч на десять.
— Там такой индивид, что боюсь, ланчем к нему не подлижешься. Дверь с ноги открыл, спросил Ярославу Евгеньевну и…
— И? — напрягаюсь я.
— У него глаза кровью налились, когда ему сказали, что тебя еще нет. Рявкнул, чтобы немедленно поднялась к нему, как придешь.
— Как ты сказал? Рявкнул? — переспрашиваю я.
Пашка кивает. Для убедительности несколько раз.
— Мы даже подарок ему вручать не стали. Наша Петрова в слезы. Говорят, в финотделе загалдели, что увольняться будут. Я тоже заявление приготовил. На всякий пожарный. Уж если он таким тоном директора вызывает, то простому менеджеру бессмысленно надеяться на снисхождение начальства.
Вхожу в свой кабинет, закидываю сумку в шкаф и открываю окно. Здесь нужно проветрить.
Дышу полной грудью. Надо успокоиться, освежиться, разложить в своей голове все по полочкам. Нам этого генерального всего пару недель потерпеть. Потом он назначит исполнительного директора и вернется в столицу. Будем надеяться, что никаких жестких изменений в нашей работе не предвидится. Так что жить можно.
— Ладно, я пошла.
— Ты в своем уме? — пугается Пашка. — Он тебя обглодает.
— Предлагаешь прятаться от него? — выгибаю бровь. — Может, он просто не с той ноги встал. Поговорю с ним, познакомлюсь, расскажу о работе отдела. Там наверняка будет и директор отдела производства, и юрист с главным экономистом. Зачем ему одна я?
— Ну удачи, — желает Пашка, перекрестив меня в воздухе.
Если бы он только знал, что я даже не боюсь потерять эту работу. Мне уже уготовано более престижное место, которое я займу после родов. А здесь продолжаю трудиться, только чтобы не растерять навыки.
Лифт больше не подводит. Поднимаюсь на тринадцатый этаж. Он у нас королевский. Здесь сидят самые шишки со всего бизнес-центра. В том числе, наш генеральный.
Останавливаюсь перед дверью без таблички. Старую сняли, новую еще не повесили. Но разумеется, нас заранее известили, кто выкупил весь пакет акций. Равиль Ниязович Девлегаров.
— Равиль Ниязович… Равиль Ниязович… — повторяю про себя, чтобы не опозориться с заплетанием языка. Все-таки восемь лет обращалась к Иван Иванычу.
Вдох-выдох.
Стучусь.
— Войдите!
Голос глушится дверью. Но у меня ощущение, что я его уже слышала.
Нажимаю на ручку. Толкаю дверь. Делаю шаг. Цепенею.
В директорском кресле восседает хам с парковки. Глаза пронзают меня презрением. Казалось бы, шикарный мужик. Высокий, мускулистый, что видно по обтягивающей его бицепсы рубашке и натянутым пуговкам жилетки. Стрижка и щетина салонные. Выдающиеся горные черты лица — по эталону природы. Но надменность в лице портит любое позитивное впечатление. И правда, возникает желание положить ему заявление на стол.
Одновременно смотрим на положенный на край стола пиджак. Оба не слепые, узнаем друг друга. Ворона и негодяй.
— Ярослава Евгеньевна, — представляюсь настоящим именем без колебаний, пока ко мне не прицепилось название птичьего вида, — директор отдела маркетинга. Вы меня вызывали.
Восстает над столом, распрямляя плечи и невидимые крылья за спиной. В глазах пляшут черти. Уголок рта изгибается в ухмылке.
Упирается мощными кулаками в стол и, поедая меня взглядом, произносит:
— Принесите мне отчет о проделанной работе за последние три года, Ярослава Евгеньевна.
Он что, издевается?! Какие три года?! Прям вот так — вынь да положь?!
— Такой объем работы требует времени, — объясняю, стараясь оставаться хладнокровной.
Он не должен чувствовать надо мной больше власти, чем имеет. Иначе сожрет.
