В ночь лунную в старинном интерьере…
Лунный свет, проникая в здание сквозь высокие окна, наполнял галерею млечно-голубым мерцанием. Там, куда он падал, темнота отступала, открывая глазу детали старинного интерьера, картины, развешанные по периметру залов. Изображения на холстах при лунном освещении принимали странный, какой-то инопланетный вид, наполнялись вдруг новым, неведомым прежде смыслом. Андрей шёл по картинной галерее, направляясь к парадной лестнице.
Наборный паркет сонно поскрипывал, привычно отзываясь на его шаги. Андрей ещё не вышел из состояния рабочей сосредоточенности – даже закрыв кабинет, он мысленно продолжал пребывать где-то посередине между русским классицизмом, барокко и псевдоготикой. Он ухватился за Ринальди ещё на пятом курсе, главным образом, потому, что это имя неразрывно связано с Гатчинским дворцом. В аспирантуру, однако, его тогда не приняли, и диссертацией он занялся лишь в этом году, то есть на семь лет позже, чем это случилось бы при более удачном раскладе.
Время было упущено, упущенное приходилось навёрстывать. И Андрей навёрстывал, трудился в поте лица. Сегодня он просто заработался, забыл о времени, погружённый в изучение особенностей стиля Бренна и Воронихина, оставивших свой след на гатчинской земле. Масть, как говорится, пошла. Андрей работал бы и дольше, хоть до утренних петухов, но тут на пороге комнаты нарисовался Николай (было его дежурство), поинтересовался, «долго ли ещё?», «скоро ли уже?» – а вслед за ним сразу позвонила бабушка: у неё к вечеру подскочило давление; ещё сказала, что заходил Виктор, которому срочно понадобился номер мобильника Андрея; вообще-то, он сообразил, что она звонила напомнить – домой пора. Оба раза Андрей отвечал невпопад, думая о своём, однако творческий настрой сбился, и он засобирался домой.
Он вышел из кабинета и запер дверь. Его мысли по-прежнему были заняты диссертацией – но стали рассеянными, двигались как бы по инерции. Время снова тикало, тик-так – десять тридцать р.ш., снова существовал мир вне работы: август на исходе, а вместе с ним завершатся каникулы – начнутся лекции, семинары, беспокойные студенты потянутся в аудитории, и преподаватели тоже будут вставать ни свет ни заря, ехать в институт, и всё меньше времени будет оставаться на «чистую» науку.
Андрей поднял голову и невольно залюбовался игрой лунной светотени на лепных орнаментах. Улыбнулся её внезапной ирреальности и двинулся дальше – как вдруг в поле его зрения оказался странный силуэт, напоминающий фигуру мужчины.
– Николай? – негромко произнёс он, но сам уже понял: нет, это не Николай.
Андрею стало немного не по себе. В первый момент он ощутил, как реальность становится зыбкой, на мгновение показалось, что всё вокруг соткано из лунного света, из лунной светотени. Но силуэт, похожий на фигуру мужчины, не был их причудливым порождением – смутный и отчётливый одновременно, он был чем-то иным.
Это иное двигалось по галерее в том же направлении, что и Андрей, опережая его шагов на десять. Озадаченный не на шутку, он ускорил шаг, намереваясь приблизиться и рассмотреть призрачную фигуру – но её движение тоже ускорилось, и расстояние между ними осталось прежним. Андрей остановился – и призрак остановился. Андрей рванулся вперёд – но странный силуэт опять был начеку, и дистанция не уменьшилась.
Поняв, что приблизиться не удастся, Андрей изменил тактику. Он двинулся вперёд медленно, шёл, напрягая зрение, пытаясь получше рассмотреть призрак, а тот плавно плыл впереди. Не касался пола, плыл, колыхался в лунном свете, казался сотканным из дыма, казался сгустком дыма, принявшим форму человеческой фигуры по мановению хитрой руки иллюзиониста. Лунные лучи омывали его, не высветляя подробностей. Так они двигались некоторое время, разглядеть призрак толком не удавалось и Андрей начал терять терпение.
«Привидение? Ерунда какая…» – в сердцах пробормотал он и зажмурился, а когда открыл глаза – через мгновение, меньше секунды – перед ним никого не было. Силуэт исчез, растворился, сгинул. Дым развеялся.
Да, заработался… Так и возникают байки о привидениях старых замков – услужливое воображение всегда готово сотворить из мухи слона, динозавром представить лягушку. Длинные пустые коридоры этому очень способствуют. Равно как и избыток лунного света. Он вздохнул, на всякий случай внимательно огляделся и, наконец, вышел на парадную лестницу.
Николая он нашёл на обычном месте, в закутке возле выхода.
– Всего хорошего, Андрей Иванович, – произнёс тот, открывая дверь.
– Счастливо отдежурить, – сказал Андрей, – До свидания.
Он вышел на плац – широкий и безлюдный. Памятник Павлу I по другую сторону плаца, у самой дороги казался чёрной бесформенной глыбой. Ещё дальше, за спиной императора, шелестела шинами, урчала моторами автострада. Впрочем, судя по интенсивности звука, машин было немного, в это время суток дорожное движение обыкновенно затихает. Фары припозднившихся источали дальний свет, яркие полосы которого казались Андрею далёкими, как небесные зарницы или падшие звёздочки метеоритов.
Андрей пересёк плац по диагонали налево, спустился к Карпину пруду, где в царские времена разводили форель, прошёл по мостику над сонной недвижимой водой, мимо уток, дремлющих прямо на водной глади, и остановился, залюбовался рассекающей иссиня-чёрную поверхность Белого озера лунной дорожкой. Дорожка убегала в даль – незнаемую, заповедную.
Во всём этом – тишине, озёрной неподвижности, безлюдии, темноте и яркой светящейся тропинке, летящей к неведомому пределу (а может, за все пределы, неведомые и ведомые) было что-то до боли, до слёз трогательное, что-то загадочное и волнующее. Андрей поймал себя на мысли, что это, видимо, и есть настоящее волшебство, подлинная мистика – колебание душевной струны, а вовсе не привидения, которыми пугают детей и даже взрослых, о которых вещают с телеэкранов, как о достоверном научном факте сомнительного вида личности…
Из чувственного рождается сверхчувственное точно также, как в процессе эволюции из неживой субстанции образовалась живая.
Это – подлинно мистическое чувство сродни тому, что возникает в душе, когда слышишь красивую мелодию, пускай грустную, пусть простую, немудрёную.
По левую руку остался остров Любви с недавно отреставрированным павильоном Венеры. Андрей миновал кирпичные столбы верфи, и шёл под сенью деревьев – вечер плыл над ним, вокруг него, спокоен и кроток. Молодые парень и девушка стояли возле Адмиралтейских ворот, неистово целовались, закрыв глаза в сладком упоении.
Счастливые, подумал Андрей без капли зависти. «Счастливые?» – повторил он вопросительно и прислушался, словно ожидая услышать ответ.
