С именем князя Шарля Мориса Талейрана-Перигора (1753–1838) связана целая эпоха. И даже не одна. Королевская власть, Революция, Империя Наполеона, Реставрация, Июльская революция. И всегда, кроме, может быть, самого начала, Талейран умудрялся быть на первых ролях. Часто он ходил по краю пропасти, вполне сознательно подставляя свою голову под удар, но побеждал он, а не Наполеон, Людовик, Баррас и Дантон. Они приходили и уходили, сделав свое дело, а Талейран оставался. Потому что он всегда умел видеть победителя и под маской величия и незыблемости угадывал побежденного. Таким и остался он в глазах потомков: непревзойденным мастером дипломатии, интриг и взяток. Гордый, надменный, насмешливый аристократ, изящно скрывающий свою хромоту; циник до мозга костей и «отец лжи», никогда не упускающий своей выгоды; символ коварства, предательства и беспринципности. Шарль Морис Талейран происходил из старой аристократической семьи, представители которой служили еще Каролингам в Х в. Полученное в детстве увечье (нянька уронила младенца на пол) не позволило ему сделать военную карьеру, которая бы могла поправить финансовые дела обедневшего аристократа. Родители, которых он мало интересовал, направили сына по духовной стезе. Как же Талейран ненавидел эту проклятую рясу, которая путалась под ногами и мешала светским развлечениям! Даже пример кардинала Ришелье не мог подвигнуть молодого аббата на добровольное примирение со своим положением. Стремясь к государственной карьере, Талейран в отличие от многих дворян прекрасно понимал, что век Ришелье окончился и поздно брать пример с этого великого деятеля истории. Единственное, что могло утешить князя, так это посох епископа Оттенского, который принес ему, помимо своей антикварной стоимости, некоторые доходы. Лиловая ряса не особенно мешала епископу развлекаться. Однако за светской чехардой и картами, до которых князь был большой охотник, он чутко угадывал грядущие перемены. Назревала буря, и нельзя сказать, что это огорчало Талейрана. Епископ Оттенский, при всем своем равнодушии к идеям свободы, считал необходимыми некоторые изменения государственного строя и прекрасно видел ветхость старой монархии. Созыв Генеральных штатов подхлестнул честолюбие Талейрана, который решил не упустить шанс и приобщиться к власти. Епископ Оттенский стал делегатом от второго сословия. Он быстро сообразил, что нерешительностью и неумными действиями Бурбоны губят себя. Поэтому, придерживаясь умеренных позиций, он очень скоро оставил ориентацию на короля, предпочтя правительство фейянов и жирондистов. Не будучи хорошим оратором, князь Талейран тем не менее сумел обратить на себя внимание теперь уже Учредительного собрания, предложив передать государству церковные земли. Благодарности депутатов не было предела. Вся беспутная жизнь епископа отошла на второй план, когда он, как верный последователь нищих пророков, призвал церковь добровольно, без выкупа отказаться от «ненужной» ей собственности. Этот поступок был в глазах граждан тем более героическим, что все знали: епархия – единственный источник доходов депутата Талейрана. Народ ликовал, а дворяне и церковники открыто называли князя за «бескорыстие» отступником.
Получив известность и понимая нестабильную ситуацию в обществе, Талейран не стремился на первые роли. Он не хотел становиться «народным вождем», предпочитая доходную и безопасную работу в разных комитетах. Справедливо полагая, что революция добром не кончится, он со стороны наблюдал за возней различных «народных вождей», которые вскоре на себе испробовали работу нового изобретения революции – гильотины. Увидев, что революционный террор заходит слишком далеко (хотя во всякой революции не бывает ничего «слишком»), Талейран понял, что нужно как можно скорее уносить ноги из этой кровавой бани.
И он, по поручению Дантона, написал пространную записку, в которой излагал принцип необходимости уничтожения во Франции монархии, после чего предпочел побыстрее очутиться с дипломатической миссией в Лондоне. Как вовремя! Через два с половиной месяца его имя внесли в списки эмигрантов, обнаружив два его письма от Мирабо, разоблачавшие его связь с монархией. Естественно, Талейран не поехал оправдываться. Он остался в Англии. Положение было очень сложным. Денег нет, англичанам он не интересен, белая эмиграция искренне ненавидела расстригу-епископа, который во имя личной выгоды сбросил мантию и предал интересы короля. Если бы им представилась возможность, они бы его уничтожили. Холодный и надменный князь Талейран не придавал особого значения тявканью этой собачьей своры за своей спиной. Правда, эмигрантская возня все же сумела досадить ему – князя выслали из Англии, он вынужден был уехать в Америку. В Филадельфии, где он обосновался, его, привыкшего к светским развлечениям, ждала скука провинциальной жизни. Американское общество было помешано на деньгах – Талейран это быстро заметил. Ну что ж, если нет светских салонов, можно заняться бизнесом. Талейран с детства мечтал стать министром финансов. Теперь ему представилась возможность испытать свои способности. Скажем сразу: здесь он мало преуспел. Зато ему все больше начинало нравиться развитие событий во Франции. Кровавый террор якобинцев закончился. Новое правительство термидорианцев было гораздо более лояльным. И Талейран настойчиво начинает добиваться возможности вернуться на родину. Верный своему правилу «пускать вперед женщин», он с помощью прекрасных дам, и в первую очередь госпожи де Сталь, сумел добиться того, чтобы с него сняли обвинения. В 1796 г. после пяти лет скитаний, 43-летний Талейран вновь вступил на родную землю. Новому правительству Талейран не уставал напоминать о себе прошениями и просьбами через друзей. Пришедшая к власти Директория сперва и слышать не хотела о скандальном князе.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
